Часто же добро и справедливость торжествуют только в сказках, притчах и легендах. Сказка - ложь, да в ней намёк - добру молодцу урок!
Возьмем хоть фантастическую сказку о несправедливости и добродетели, о волшебстве и реальности. Отряды богатырей вырываются из морских пучин. Птица превращается в человека, человек превращается в шмеля. Месть и торжество. Да, это же сказка А.С. Пушкина "Сказка о царе Салтане...".
Мы все знаем волшебную сказку А.С. Пушкина "Сказка о рыбаке и рыбке".
В ней всего пять действующих лиц (автор, старик, старуха, народ и золотая рыбка).
И всем нам нравится золотая рыбка и старик-рыбак.
Рыбка говорит ласково, выполняет все желания, уступает старику, она мудрая, добрая, благородная, воспитанная.
Старичок по характеру - приветливый, терпеливый, скромный, добрый, безропотный, покорный, внимательный, трудолюбивый, чуткий, совестливый, бескорыстный.
«Отпустил он рыбку
И сказал ей ласковое слово:
«Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо…»
По первой просьбе отпускает рыбку, отказывается от выкупа, даёт ей доброе напутствие, с пониманием относится к беззащитности рыбки, и не воспользовался её положением.
Просит не он, он только жалуется на старуху и поясняет рыбке, чего хочет старуха.
Рыбак и природа едины, и в этом счастье рыбака. Человек – часть природы, и природа придёт к человеку на помощь, если он живёт в согласии с её мудростью.
А старуха: грубая, жестокая, сварливая, упрямая, неблагодарная, стремящаяся к богатству. Она всегда ругает мужа, бьёт и таскает за чупрун усердных слуг, она не вызывает симпатии и восхищения, даже в богатом наряде:
«Вот неделя, другая проходит,
Ещё пуще старуха вздурилась;
Опять к рыбке старика посылает:
Старик. Что ты, баба, белены объелась?
Ни ступить, ни молвить не умеешь!
Насмешишь ты целое царство.
"Осердилася пуще старуха,
По щеке ударила мужа.
Старуха. Как ты смеешь, мужик, спорить со мною,
Со мною, дворянкой столбовою? –
Ступай к морю, говорят тебе честью,
Не пойдёшь, поведут поневоле».
В жизни не бывает золотой рыбки, не умеют рыбки говорить человеческим голосом, не исполняют желания.
Но в волшебной сказке, справедливая золотая рыбка отказалась сделать старуху владычицей морскою, так как не хотела, чтобы старуха командовала ею в море и всегда что-то просила.
И так «Сказке о рыбаке и рыбке» хорошо видна несправедливость жадного человека. В нашей жизни тоже встречаются несправедливые, жадные и неблагодарные люди. С одной стороны, старуху можно понять. Бедная женщина, ей надоело жить в нищете, и тут появилась возможность жить хорошо без старика-мужа. Она совсем потеряла голову от возможностей и богатства, которые у неё появились. Справедливость жадность не уничтожает, а поучает – рыбка посмеялась над старухой. А.С. Пушкин хотел показать, что счастье человека в справедливости и равенстве равного. Золотая рыбка в этой сказке выступает в роли исполнителя желаний доброго старика, но услуживать жадной, неблагодарной и несправедливой старухе он не пожелала.
За что же рыбка наказала старика и старуху? Да за старухину неуёмную жадность, неблагодарность и несправедливость!
Чему учит эта сказка? Добру, справедливости и тому, что нельзя быть жадным, это очень плохое качество человека, нужно быть трудолюбивым, благодарным и скромным.

Считаю, надо сделать все, чтоб сохранить бессмертный дар природы. Во-первых, Правительство РФ должно заботиться о том, чтобы грамотно говорить по-русски стало престижно и выгодно. Во-вторых, ввести цензуру на отечественном телевидении, чтобы оно перестало тиражировать бескультурье. В третьих, наложить вето на издания, которые разрушают великий русский язык. В-четвертых, в семье, в детском саду и в школе воспитывать внимание, уважение к слову.

Слова К. Д. Ушинского: Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в одно великое, историческое живое целое.

В заключение обращаюсь к своим сверстникам: «Говорите по-русски, пожалуйста!»

Искусство

Леонардо до Винчи сказал, что хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представления его души. Думаю, оба мастера блестяще справились с данной задачей, вложив в портреты «Синтаксическая мадонна» и «Джоконда» весь свой опыт, всю свою мудрость. В этих шедеврах говорят не почерк, не удар кисти, а сердца великих художников. Они бессмертны, как бессмертны литературные герои: лучезарная Беатрисс, лучистая Джульетта и светоносная Татьяна Ларина…

Богатство

Отрадно то, что в истории России есть люди, которые запомнились не нажитом богатством, а истраченным. Это Савва Мамонтов, Третьяков, Щукин. Они жили не по принципу «кто кого переплюнет», их не распирало самодовольство. Все свое состояние они вложили в искусство. «Мое идея…-наживать для того, чтобы нажитое об общества вернулось бы также обществу (народу) в каких0либо полезных учреждениях…» - писал П. Третьяков. Разве это не пример, достойный для подражания для живущих «напоказ», для правителей, «напыщенных собой»?!

Одна из ведущих тем в повести О. де Бальзака «Гобсек» - власть денег над людьми. Располагая миллионами, не имея семьи, детей, Гобсек ведет аскетический образ жизни. Старому ростовщику деньги нужны не как средство приобретения а как способ проявить власть над окружающим

Ответственность

Проблеме ответственности родителей за своих детей много внимания уделяет ведущий телешоу «Пусть говорят» А. Малахов. Так, в одной из передач он озвучил историю трагической гибели двухлетней малышки. Девочка замерзла по вине родителей – пьяниц, по той же причине в другой семье повесился сын. Разве можно после этого их назвать родителями?!

Проблема ответственности нашла отражение и в русской литературе: в рассказе А. Платонова «Усомнившийся Макар», в повестях М. Булгакова «Собачье сердце» и «Роковые яйца». Чувство ответственности за монстра, созданного в результате операции на бездомную собаку, заставляет профессора Преображенского предпринимать все, чтобы вернуть Шарика в прежнее состояние.

Очень ответственным человеком, настоящим хозяином леса был старший Минниханов, отец Президента РТ Рустама Минниханова. В ознаменование заслуг ему поставлен памятник (единственный в России!), сложена песня.

«Ты всегда в ответе за всех…» - напоминает нам из далекого прошлого и А. де Сент – Экзюпери в повести – сказке «Маленький принц». Не забывайте эту истину!

Мы склонны рассматривать правосудие и искупление как два различных понятия: юридическое действие и проявление моральности человека. Но в жизни и литературе они часто размыты и переплетены.

Составляя этот список, мы поняли, что в литературе нелегко отыскать подлинное правосудие. Возможно, именно это объясняет популярность триллеров и детективов, в которых торжествует справедливость.

1. «Гилеад», Мерилин Робинсон

Преподобный Джон Эймс – один из самых занимательных и обаятельных персонажей современной литературы. Робинсон задумывается о спасительной силе веры и семьи.

2. «Авессалом, Авессалом», Уильям Фолкнер

Рассказ Томаса Сатпена напоминает историю самой Америки. Произведение рассказывает о покорении дикой природы, обмане коренных жителей, обогащении посредством рабства. Томас отрицает свое прошлое и кровные узы. Его принадлежность к смешанной расе противоречит его убеждениям и взглядам его наследников. Результат этого – самоуничтожение и разрушение семьи.

3. «Тесс из рода д"Эрбервиллей», Томас Харди

Автор использует такие старинные приемы, как квипрокво и «пропавшее наследство». Однако их использование не превращает произведение в фарс. Этот роман о бедности сельских районов и землевладельцах в Англии 19 века – предельно трагичен, ведь главная героиня произведения борется с безжалостным патриархальным строем.

4. «Анна Каренина», Лев Толстой

Бесспорно, это величайший из когда-либо написанных романов. В нем преобладает земная справедливость и совершенно отсутствует искупление. Толстой ведет себя, как и положено великому писателю, поэтому он не довольствуется только тем, что пишет роман о павшей женщине. Он погружает нас в политическую жизнь и феодальную систему царской России.

5. «В наше время», Эрнест Хемингуэй

Своим первым собранием коротких рассказов, как и знаковыми романами, последовавшими вслед за ним, Хемингуэй шокировал приверженцев традиционного повествования своей резкой, беспощадной и неприкрашенной прозой. Возможно, «На Биг-Ривер» - лучшее произведение, написанное о ветеране. В нем рассказывается о человеке, который живет с осознанием несправедливости мира, в котором искупление – потрепанный флаг, который лучше не разворачивать.

6. «Дивисадеро», Майкл Ондатже

Семья, разделенная любовью и жестокостью на трое. Изумительное путешествие к искуплению, которое так и не было завершено.

7. «Урожай», Джим Крейс

Апокалиптическое произведение о далекой английской деревне, которую раздирает борьба за землю и то, как эти события влияют на жизнь ее жителей. Герои произведения переживают нелегкие времена, они становятся свидетелями приезда незнакомцев, которые приносят с собой странные новые порядки. Есть некая справедливость в том, что Крейсу удалось создать нечто настолько достоверное. Это и есть его искупление.

8. «Беовульф»

Герой, спасший свой народ от пары монстров, становится знаменитым королем, который погибает в эпической битве с драконом. Посмертная слава сравнивается с вечностью искусства.

А.В. Агошков

Социальная справедливость в русской литературе и фольклоре

Автор обращается к теме социальной справедливости в контексте изучения традиционной русской культуры. На основании анализа русского литературного и фольклорного наследия делается вывод об укорененности в русском национальном характере мистических, глубоко «идеальных» представлений о справедливости и равенстве.

Ключевые слова: социальная справедливость, равенство, традиционная русская культура, литература, фольклор, «высшие силы», божественная воля, религия.

A.V. Agoshkov. Social justice in the Russian literature and folklore

The author addresses a subject of social justice in the context of studying of traditional Russian culture. Based on the analysis of the Russian literary and folklore heritage the conclusion about rootedness in the Russian national nature of mystical, «ideal» ideas of justice and equality is drawn.

Keywords: social justice, equality, traditional Russian culture, literature, folklore, «the highest forces», divine will, religion.

Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь.

(2 Фес. 3, 5).

Из христианской легенды «Гордый богач»

История отечественной культуры полна художественных, фольклорных образов участников противостояния социальных полюсов. На одном из них - богатые. Как правило, их достаток

© Агошков А.В., 2016

является следствием чистой случайности: «...Пошел мужик на работу, стал бить щебень, расколол один камень и видит, что в нем всё золото. Забрал золото домой. С того разбогател, стал торговать. Стали к нему ходить нищие, да уже он зазнался, не стал их наделять» . Общей чертой богатых является черствость и скупость - они не подают «милостину», не дают приюта странникам, не гнушаются обманом. На другом полюсе неравенства - наименее имущие слои населения (бедные общинники, вдовы, сироты, нищие и пр.]. Источник их бедствий, как правило, не раскрывается, их низкий социальный статус принадлежит им от рождения. Вместе с тем они часто терпят притеснения от «сильных», причем не абстрактных, т. е. стоящих высоко на социальной лестнице, а своих «близких» - старосты, богатого соседа, лавочника, мельника и пр. (Очевидно, общинный, «закрытый» образ жизни селян предполагал столь же ограниченный круг субъектов социального и культурного воздействия.] Между этими полюсами традиционно находятся «народные заступники» - Василий Рощин («рабочий, родом откуда-то с приокской стороны»], Криволуцкий, Сорока («кузнец, первой статьи кузнец, наш, гурьевский»), загадочный Лобов, сын богатых родителей Лиханов («Лиханчик»), Фома -воевода, Серебряков - разбойник, Безрукий («его бечевкой удавило на ешефете начальство») и пр. Их род деятельности, естественно, экспроприация богатых («они не горбом своим богатство заработали») и раздача награбленных богатств бедным. Исключением из этого ряда отечественных Робин Гудов является князь Воронцов («мужик сходчивый»), испросивший у царя для своих крепостных работников, вопреки козням придворных, свободу и право наёмного труда. Забавная подробность - убить мстителя можно было только «медной пуговкой» («их раньше на воротнике носили»), выпущенной из ружья вместо пули. Обычный же заряд был против него бессилен; «орудием правосудия» выступал, как правило, также человек из социальных низов - «Лександра Бессонов, старик один», «пастух», «ткач» и пр. .

Однако воплощением абсолютной справедливости всегда является Бог и Божья воля. Действие высших сил обычно не мотивируется никакими идеологическими соображениями, но является воздаянием за праведную или греховную жизнь. Интересно, что оно, как правило, имеет две интенции, или, если угодно, две формы воплощения: «Во-первых, это прямое утверждение справедливости и непререкаемости идущего от Бога воздаяния людям по их делам. Во-вторых - утверждение непознаваемости мотивов, по которым Божественный промысел управляет деяниями людей: то, что кажется порой удивительно несправедливым, на самом деле всегда имеет свое высшее оправдание, недоступное пониманию людскому» . Например, красивой и добродетельной девице, указавшей переодетому Христу дорогу к ночлегу, Богом предопределено сначала выйти замуж за одного из «похабных парней», ранее его оскорбивших: «Один из этих пьяных парней матерщинников будет ее мужем, и ей придется претерпеть от него много зла, но за ее терпение и через два года после ее замужества пресеку ему век». - «А потом что ее ожидает?» - «А потом судьба ее будет лучше, она выйдет замуж за богатого и степенного купца и заживет с ним в добре и довольстве» . Чем обусловлено фаталистическое понимание добра - пониманием особой трудности жизненного пути праведника («кому много дано, с того много и спросится»), упованием на высшие силы вследствие невозможности добиться справедливости от земных властей и одновременным представлением о Боге как иррациональной субстанции «по ту сторону добра и зла» - это фило-софско-антропологическая и психологическая загадка, достойная отдельного исследования.

Л.С. Приходько также отмечает неизменное устремление в светлое будущее ведущей чертой народного мировоззрения. Анализируя сюжеты русских народных сказок, содержательные истоки которых восходят к доклассовому обществу, она указывает на уникальность данного вида осмысления и в конечном счете окультуривания социальной действительности: «Про-

изошло чудо - неграмотные крестьяне, осознающие свою неповторимость на земле, помнящие о предках и думающие о потомках, явили миру удивительные образы народного творчества. <...> В.. сказках отражено метафизическое стремление русского человека к лучшему. Кстати, счастье в русской ментальности не связано напрямую с обладанием властью и богатством, то есть отражает нестяжание власти и богатства: герои, победив Змея Горыныча, возвращаются к своему труду («пошел кожи мять», например, Никита Кожемяка), Емеля пользуется «щучьим велением» для озорства. Старик-рыбак, поймав золотую рыбку., отпускает ее в синее море, не польстившись на ее посулы. А старуха, которая захотела исполнения всех своих желаний, потеряла богатство и власть, так и не постигнув счастья.

В другой сказке («Морозко») добрая, приветливая девочка получает от Мороза за свое терпение (терпимость?) и «речи ласковые», и шубу, и платье, «шитые золотом и серебром», а привереда сводная сестра, которая сразу же потребовала и шубу, и платье, - смерть. Эту сказку можно рассматривать как отражение в русской ментальности христианской идеи воздаяния за терпение и нестяжательство». Безусловно, «сказка - ложь, да в ней намек», поэтому фольклор полон примеров негативных исходов легенд и сказаний (вспомним судьбу народных мстителей - как правило, она трагична). Вместе с тем целый ряд народных сказок говорит о существовании весьма устойчивых народных представлений о добре и зле, которые воспроизводятся в поколениях, несмотря на политические катаклизмы. Один из таких образов должного - общинность, коллективизм: «В ряде сказок нашла воплощение идея общинно-сти русского характера («Гуси-лебеди», «Василиса Премудрая» и т.п.), связанная с понятием «общения» (поговорить, угостить (-ся), помочь). Смысл и этой идеи прост: «как аукнется, так и откликнется» - отнесись внимательно, уважительно ко всякому, с кем общаешься, и будешь вознагражден сторицей. Популярная сказка о репке показывает роль коллектива в решении трудных задач; сказка о коте, петухе и лисе - это рассказ о силе

дружбы, помогающей преодолеть сильного противника» . Можно достаточно долго и обоснованно рассуждать о ненаучности обыденных форм освоения реальности, одной из которых являются народные сказки. Тем не менее современные культурологические, философские и социально-экономические работы говорят, что общинные способы обустройства жизни, в частности хозяйственной деятельности, до сих пор обладают актуальностью и останутся таковыми впредь, если это станет позицией отечественного правящего класса .

Немало образов социального «нестроения» донесла до нас древнерусская литература (ДРЛ). Несовершенство существовавших порядков осознавалось уже ранними авторами, что находило отражение в отдельных произведениях. Ярким примером тому служит целиком сплетенное из афоризмов, благочестивых высказываний и пословиц «Послание Даниила Заточника» (оно называется еще «Словом» и «Молением») к какому-то великому князю Ярославу Всеволодовичу (очевидно, отцу Александра Невского). Ни автор, ни адресат, ни время создания «Послания» точно нам неизвестны - предположительно, не позднее 1230-х гг. В «Послании» нет четкой композиции, оно касается самых разнообразных тем, но особенно изобретательным был автор в нанизывании высказываний о том, как плохо жить бедному и зависимому человеку. «Княже, господине мой! - писал Заточник. - Избави мя от нищеты сея, яко серна от тенета, яко птиця от кляпци [силков], яко утя от ногти носимаго ястребя, яко овца от устъ лвовъ... Яко же олово гинеть часто разливаемо, тако и человекъ, приемля многы беды.» . Таким образом, уже тогда ключевой темой литературного произведения могло быть социальное неравенство и угнетение. Примеров такого рода на протяжении XШ-XVП вв. можно привести множество, причем в произведениях самых различных жанров, хотя преобладающая тема, очевидно, всё-таки была иная - по справедливому замечанию Д.С. Лихачева, «характерною чертой русского культурного подъема было особое внимание к государственным интересам страны» .

В этой связи нельзя не упомянуть об одном интересном явлении. В XVII в. образ России в ДРЛ создавался помимо традиционных и достаточно «официозных» монументально-исторических жанров в рамках художественной публицистики, то есть принципиально новыми средствами, нежели в летописных повестях и исторических сочинениях предыдущих веков. Произведений нового жанра было немного, и они невелики: всего лишь несколько повестей, житий, панегириков. Однако ценность их исключительна, особенно тех, которые созданы демократическими писателями того времени. Последние стремились к типизации литературных героев, через повествование об их жизни раскрывая жизнь в целом России . Это обстоятельство придает памятникам данного вида ДРЛ уже не только литературоведческую, но и культурологическую и социологическую ценность.

Примером такого рода художественно-дискурсивной практики является «Повесть о Горе-Злосчастии». Ни автор, ни время, ни место ее создания точно не известны. «Повесть» была обнаружена в единственном историко-литературном сборнике первой половины XVIII в. и предположительно датирована второй четвертью или даже второй половиной XVII в. Несомненна связь «Повести» с народными песнями о Горе. «Повесть» в стихах (но без рифм) рассказывала о том, как некий молодец - очевидно из купеческой семьи - нажил денег, но дал себя заманить в кабак, все пропил с дружками, в пьяном виде был раздет и так и оставлен, посовестился возвратиться домой, покинул родную сторону, но и на чужой только нажил состояние и надумал жениться, опять горько запил по-прежнему и бросил все. Где бы ни бродил молодец, через какие бы реки ни переправлялся, всюду его сопровождало со своими речами и ужимками Горе-Злосчастие, от которого он не мог отделаться даже во сне. В самом конце «Повести», в одной из последних его строк, сообщалось, что удалец все-таки спасся от Горя, постригшись в монахи.

Чем же примечателен главный герой и его история?

Во-первых, поистине феноменальной социальной мобильностью (как восходящей, так и нисходящей), подвижностью взглядов, мотивации, психологических установок. Молодец всегда соответствует среде, в которой находится, всюду он «свой»: «люди добрые» учат его, как жить, - «и учал он жить умеючи» ; в обычае было жениться - «присмотрил невесту себе по обычаю» . Оказывается молодец в кабаке, и вот уже «кирпичек положен под буйну его голову, он накинут гункою кабацкою, в ногах у него лежат лапотки-отопочки» . Вновь воспрял молодец, смог войти в круг «добрых людей» - и снова на нем «платье гостиное» . Опять «сошел он пропивать свои животы,а скинул он платье гостиное, надевал он гунку кабацкую» . Сошелся он в далекой стороне с иными «людьми добрыми» - «сняли с него гунку кабацкую, дали ему порты крестьянские» .

Во-вторых, поразительной неустойчивостью своих ценностных предпочтений. Молодец неоднократно меняет не только свой внешний, но и внутренний облик. Так, после долгих родительских наставлений («.не знайся, чадо, з головами кабацкими») встретил молодец друга, а тот «прелстил его речми пре-лесными, зазвал его на кабацкий двор» . Изображения переходов молодца из одного состояния в другое помогают созданию в «Повести» широкого художественного обобщения.

В-третьих, в поведении главного героя ярко выражены признаки негативной мотивации, которую много раз пытались возвести в степень основной черты русского «национального характера»: молодец «поклонился Горю нечистому, поклонился Горю до сыры земли. Идет весел - некручиноват... а сам идучи думу думает: "Когдау меня нет ничево, и тужить мне не о чем!" (выделено мною. - А.А.) . Этот затертый исследователями ДРЛ момент при всей его анекдотичности несет на себе печать отчаяния, предельного отчуждения субъекта от каких бы то ни было плодов хозяйственной активности. Отсутствие буржуазной мотивации, стремления к накоплению, много раз вмененное в вину нашему национальному

характеру, может быть осознано как мудрое, философское отношение - возможно, не осознаваемое, но от этого не менее ценное.

В-четвертых, широта сделанных автором обобщений позволяет нам сделать вывод о том, что «Повесть» может претендовать на статус своеобразного «социального исследования». Авторское сочувствие и сострадание к народу помогало нарисовать общую картину: куда ни пойдешь на Руси, всюду встретятся «люди добрые» и неудачники, отколовшиеся от первых; всюду благополучию угрожают «пиры и братчины», «красные жены», «костари и корчемники» . Эта картина позволяет сделать два промежуточных вывода. Первый - о том, что уже в том столетии проблема пьянства среди русского народа имела не только бытовой, но и общественный в целом план значимости. Второй - о том, что полнота и разнообразие авторских представлений относительно того, как и какие люди живут на Руси, сведены к определенной типологии, выраженной в «бинарной» оппозиции (модели) «порядочные люди - гулящие люди».

В рамках принятого автором жанра художественного повествования предпринимается попытка описать образ жизни маргинальных слоев населения. В образе главного героя автор показал разные типы бражников, живших на Руси, - и совсем неопытных, растерянных; и зрелых, важно похвалявшихся на пиру; и нагих-босых, бездомных, молодцеватых, кому «шумить разбой» (с. 604), кто может «убити и ограбить, чтобы... за то повесили или с каменем в воду посадили» .

Образ России, созданный «Повестью о Горе-Злосчастии», был кардинально новым художественным достижением в русской литературе. Никогда еще так глубоко и органично типическое не изображалось через частное, а социальное - через бытовое, «низкое».

Сходными способами обобщения, хотя и в более слабой степени, пользовались сочинители некоторых небольших сатирических и юмористических повестей XVII в. - «Азбуки о го-

лом и небогатом человеке», «Сказания о птицах небесных», «Повести о Ерше Ершовиче». Последняя тоже изображала, хотя, быть может, бледнее «Повести о Горе-Злосчастии», зловещее, беспокойное соседство мира благополучных людей с миром людей бедствующих.

Следующим этапом в развитии художественного обобщения явилось «Житие» протопопа Аввакума - по праву одно из самых знаменитых ныне литературных произведений XVII в. Оно достаточно хорошо изучено отечественными литературоведами, в частности В.Е. Гусевым 1. Историки и обществоведы еще в советский период нашей истории уделили личности мятежного протопопа (естественно, как борца с царизмом) значительное внимание. Поэтому мы лишь вкратце остановимся на его главном труде, заключая тем самым рассмотрение художественной литературы XVII в. как социального и культурного явления.

В «Житии» Аввакум изложил эпизоды из своей биографии, в основном в хронологическом порядке, нередко возвращаясь назад или забегая вперед, отвлекаясь к нравоучениям или к рассказам о других лицах - жене и детях, друзьях и врагах.

Новизна художественного обобщения в «Житии» Аввакума заключалась в том, что судьба России изображалась здесь не через жизнь вымышленного героя, а через биографию конкретного исторического лица. Стремление Аввакума к типизации было более осознанным и мощным, чем у предшествующих ему авторов русских повестей. Способ типизации событий, употребленный здесь, присущ всем произведениям литературы Нового времени - это описание путешествия главного действующего лица. Герой «Жития» не с опаской, а с какой-то жадностью посещает места, куда забросили его обстоятельства. Вся Россия охвачена его деятельностью. Впрочем, есть в «Житии», особенно во второй половине, эпизоды более узкие, местные. Но и они не выпадают из общей картины, а, наоборот,

углубляют ее и сами становятся шире и значительней. Как известно, конкретные места Сибири Аввакум описывал с большой точностью, при этом в обилие фактического материала всегда вмещалось и нечто широко обобщающее. Таково изображение тяжкого лесосплава, проходившего по реке Ингоде, восточнее Байкала: «Река мелкая, плоты тяжелые, приставы немилостивые, палки большие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие. Ох, времени тому!» .

В каждом эпизоде «Жития» Аввакума сквозит образ России, в которой схлестнулись две силы - обездоленные раскольники и благополучные «никониане». Произведение неистового мятежника с небывалой рельефностью и художественной подробностью показало Россию гонимых и страдающих.

В целом можно сказать, что произведения демократических писателей второй половины XVII в. благодаря типизации героев нарисовали обобщенный облик различных социальных слоев России, преимущественно низших и средних. Картина народных бедствий носит подчас фатальный, неистребимый характер, борьба с несправедливостью имеет трагический для героя борьбы исход, избавление возможно практически исключительно как следствие вмешательства высших сил - Бога и/или власти, которая также от Бога. Именно с этих произведений началась собственно художественная русская литература .

Влияние этой трагической тональности в изображении отечественной социальной действительности ощущалось во многих памятниках русской литературы (РЛ) Нового и Новейшего времени. В эпоху Золотого века РЛ к теме исправления существующих порядков не раз обращался А.С. Пушкин (поэзия раннего и зрелого периодов, «История пугачевского бунта»); отдельные исследователи подтверждали, что древнерусская учительная литература служила опорой для напряженных ре-

лигиозно-этических исканий позднего Н.В. Гоголя1. Позднее к ним присоединилось великое множество блестящих авторов, среди которых А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, А.И. Куприн, «первый гражданский поэт России» и прекрасный лирик Н.А. Некрасов, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н. Толстой, Ф.И. Тютчев, А.П. Чехов и многие другие. Таким образом, и на данном историческом этапе сохранялось глубокое внутреннее единство стилей и направлений, основанное на преемственности сюжетов, характерных персонажей, смысловых и социальных контекстов произведений.

Особую остроту и одновременно «современное» звучание тема социальных бедствий получила в пореформенный период. В последние десятилетия отдельные политически ангажированные исследователи не раз пытались на основании отдельных фактов и ряда локальных разработок представить дореволюционную действительность в «розовых» тонах, наполнив ее сусальными образами благоденствующего народа, правдолюбивого начальства и истовых тружеников-предпри-нимателей2. Между тем многочисленные свидетельства как социологического, так и художественного характера зачастую говорят об обратном. Так, Л.С. Приходько справедливо обращает внимание на глубоко противоречивые итоги крестьянской реформы второй половины XIX в.: «Своеобразие России, обусловленное недостаточным развитием капитализма в земледелии, состояло в том, что здесь увеличение производства хлеба достигалось двумя способами: как путем технического прогресса. так и путем возврата от капиталистического к отра-ботному хозяйству, к испольщине, кабальному найму и пр.» . Передовых капиталистических хозяйств было совсем немного - около 600 (из 30 тысяч), с площадью земли примерно 6

1 Как указывает Н.С. Демкова, в ЛГУ М. Птиченко была защищена дипломная работа: «Выбранные места из переписки с друзьями» и традиции древнерусской литературы» (см. ).

2 См., напр., труды исследователей Л.Н. Лопатина, Н.Л. Лопатиной (г. Кемерово).

млндесятин, поэтому основное бремя по производству зерна ложилось на плечи крестьян. Но из 678 уездов Российской империи в 145 (21,1%) продовольственного хлеба на душу населения приходилось мало: не больше нижних пределов прожиточного минимума, в 238 (34,8%) - значительно ниже прожиточного минимума, а в итоге 56 % сельского населения не реа-лизовывали продукцию сельскохозяйственного производства, едва сводя концы с концами . К концу XIX в. вывоз ржи и пшеницы сократился, а Россия оказалась обреченной на борьбу, которая неизбежно порождала осложнения в экономике и острые социальные и политические конфликты .

Социальные процессы, происходившие в стране в указанную эпоху, нашли яркое отражение в творчестве ряда русских писателей, которые выводили на страницах своих произведений «русский крестьянский мир» и нового героя литературы -«русского мужика» и «крестьянский мир» (М.Е. Салтыков-Щедрин). Анализируя творчество Г. Успенского и Николая Ел-пидифоровича Петропавловского, вошедшего в литературу под псевдонимом С.Каронин, посвятившего крестьянской теме два цикла рассказов - «Рассказы о парашкинцах» и «Рассказы о пустяках», написанных в основном в период с 1879 по 1883 гг., Л.С. Приходько заключает, что реформа была актом беззастенчивого ограбления народа, поруганием его чаяний и надежд, прологом к новым неисчислимым бедам и страданиям. Она пишет: «..Если судить по беллетристике 60-90-х гг. XIX в., пореформенная деревня являла собой довольно безотрадную картину: «Положение крестьян после реформы постепенно и существенно ухудшалось. В 1900 году крестьянин был беднее, чем в 1800 году» . Реформа потребовала существенного усилия от крестьян для приспособления к новым условиям. Она бросила своеобразный вызов, но не смогла справиться с новыми задачами. Усилилось расслоение. Периодический голод свидетельствовал об оскудении. В стране, где крестьяне составляли 87,2 % населения, эти процессы грозили вырождением всего общества. Рост населения ухудшил ситуацию. <...>

В пятидесяти губерниях европейской России за 40 лет после реформы население выросло на 72 % ... За 45 лет... масса людей, скопившихся на земле, почти удвоилась... сокращался крестьянский надел: если на ревизскую душу приходилось в 60-х гг. 4,8 десятины, то в 1880 г. надел уменьшился до 3,5 десятин. А в 1900 г. - до 2,6 десятин» . В дальнейшем надел сократился до 2 десятин.

Россия была первой страной, где эти противоречия выступали так наглядно и так масштабно. К концу Х1Х в. пятая часть крестьянства оказалась безземельной. Примерно столько же крестьян были малоземельными. И через пятнадцать-двадцать лет после публикации очерков Успенского «сердитое нищенство» в России стало реальностью» . Постепенно эта взрывоопасная социальная масса перемещалась из деревни в город; вместе с двумя неудачными войнами и политическим кризисом бедность населения и социально-психологическая необустроенность общественной жизни стали источником последовавших вскоре революционных событий.

Особенно ярко в литературе той поры вырисовывается мироощущение крестьянского, по сути российского, социума, нездоровый психологический климат, связанный с ломкой вековых традиций общинного земледельческого уклада жизни. Герои С.Каронина - Фрол Пантелеев («грамотный мужик, ходок и представитель мирских интересов», потерпевший фиаско в роли гласного уездного земства), Иван Иванов (несостоявшийся «Ученый», потерпевший телесное наказание), Егор Панкратов («Вольный человек», волею случая открывший иллюзорность дарованной ему воли) и прочие - мечутся между прошлым и будущим, где в прошлом - кнут, а в будущем - неизвестность. Люди растеряны: «Шальное выражение лиц, бесцельность и беспричинность в разговоре, полнейшее отсутствие сознательности - таковы качества, отличавшие всех вообще парашкинцев....

Стали они пить, чтобы чем-нибудь наполнить пустое время и пустоту в умах своих, а так как своих собственных средств у них не было, то они норовили поймать первого провинившегося

против них человека другой деревни, приводили его к кабаку и брали сивухи. Здесь, около кабачка, на заросшей полынью лужайке они и пили все вместе; здесь было веселее, здесь же нередко происходили между некоторыми из них битвы с кровопролитием; наконец, здесь же, против кабачка, некоторые из них плакали навзрыд, укоряя друг друга в глупости, свинстве и в безбожии» (цит. по: ).

Можно предполагать, что процесс модернизации в описываемое время проходил достаточно болезненно. «Догоняющий тип» обновления, который раз выбранный правящим классом России, приносил и позитивные плоды, однако все время стоил больших жертв. Более того, искоренение тех или иных традиций и укладов приводило к образованию своеобразного «комплекса неполноценности» в масштабах всей нации. (Убеждаясь в нашей извечной отсталости, лидеры нации, а с ними и весь народ приходили к выводу, что любые позитивные изменения в Отечестве возможны лишь в виде прямых или косвенных заимствований из-за рубежа.) В этой связи уместен вопрос: если «западнические» представления о должном в социальной действительности (ускоренная капитализация, а затем такая же резкая социализация) стоили России известных моральных и физических жертв, стало быть, можно предположить, что и справедливость воспринималась русскими несколько иначе, нежели европейцами?

Очевидно, что игумен Вениамин в его уверенности относительно нерефлективного характера представлений русских о справедливости и равенстве в целом не так уж и неправ. Предложенный выше краткий анализ фактически подтверждает, что почти мистические уравнительные взгляды преобладали в нашем национальном сознании до обеих революций начала ХХ в. С другой стороны, знаменитое волошинское «собственность есть кража» явно было не происками «исчадий ада» - большевиков, но следствием несбалансированной и неразумной политики правящих кругов России рубежа двух столетий. Остались ли в России еще моральные авторитеты, кроме народа, поли-

тического класса и интеллигенции (науки, творческого люда), которые от века задавались вопросом - каким видит русский человек справедливый («праведный», правильный) общественный порядок? По заверениям того же Вениамина, в России всегда оставался непререкаемый авторитет по любым вопросам социальной жизни и «культурной борьбы» - это православная церковь. Каково её мнение на этот счёт?

Тема справедливости и социального равенства получила отражение не только в духовной культуре нашей страны, ее материальном и нематериальном наследии. Она достаточно активно обсуждалась религиозными деятелями России, а также философами и богословами. Несмотря на то что православная церковь на протяжении веков чувствовала себя достаточно комфортно под крылом государства, церковное предание оставило нам большое количество свидетельств серьезных разногласий в церковной ограде, которые касались социальной справедливости, богатства и неравенства; крайний консерватизм и малоподвижность церкви не помешали работе живой церковной мысли, соборного церковного разума. Очевидно, именно это позволило развиться в конце XIX в. широкой палитре общественно-политических течений и доктрин, а также кружков и групп, ставивших во главу угла своих идеологий социальные ценности, идею общего блага, - легально-марксистских, социал-консервативных (П.Б. Струве, веховцы и пр.), мистических (символисты) и др. Это же повлияло на становление светской религии советизма (В.Д. Жукоцкий), воплотившей консервативное, специфически русское понимание марксизма. История России в ХХ в. показала, насколько сильно оказалось социокультурное влияние исторического бытия Руси-России на социальное и экономическое реформаторство, всегда проводимое «сверху». Не имея возможности в полной мере осветить эти сюжеты, мы напомним их основные вехи. Думается, они станут ярким, хотя и промежуточным финалом изучения взаимоотношений экономики и культуры в истории России, рассматриваемых под углом данного исследования.

Тема отношения православия к собственности, богатству и неравенству изучена достаточно основательно. Множество раз ученые и церковники вчитывались в библейские сюжеты и заповеди, поминали афоризм о верблюде и игольном ушке и знаменитый спор между Иосифом Волоцким и Нилом Сорским. Уже в наши дни был заново перечитан «Домострой», который неожиданно оказался не реакционной книгой, а вполне актуальным и прагматичным документом, в котором оправдывается хозяйствование, ведущее к ограниченному достатку; известно, что в «Домострое» все богатство подразделяется на праведное и неправедное. Праведным считается богатство, которое досталось от предков или нажито собственным трудом. Неправедное, греховное, неограниченное богатство нажито в результате отступления от христианской морали, так как создано насилием и неправдой.

Тем не менее единства по этому вопросу нет до сих пор. Официальные идеологи РПЦ выступают за социальный мир и партнерство классов, простые же православные, судя по данным социологических исследований, по-прежнему считают существующий социально-экономический уклад несправедливым и антигуманным.

Почему же существует такое разномыслие? Неужели дело не только в идеологии, но в мировоззренческих расхождениях, в том, что классы не слышат друг друга?

Казалось бы, в истории церкви сделано немало для того, чтобы внести ясность в вопросах собственности, многие отцы церкви однозначно высказывались на этот счет. Согласно учению блаженного Августина, всякая борьба в мире - войны, вражда, мятежи, несправедливости, убийства, неправды - возникают из-за того, чем мы владеем лично. Из-за тех предметов, которыми люди владеют сообща, не возникает борьбы, они не становятся объектами соперничества и раздора. Отсюда был сделан вывод: «Будем же, братья мои, воздерживаться от частной собственности или, по крайней мере, от любви к ней, если не можем воздержаться от владения ею» (цит. по: ).

Другой известный проповедник, церковный писатель IV в. Лактанций, на «Божественные наставления» которого опираются многие авторы, отвергающие право собственности, полагал, что с точки зрения христианской любви все должно быть общим достоянием, и если этого нет, то причина этого в любостяжании. «Любостяжание, - писал Лактанций, - есть источник всех зол. Люди, обилующие в чем-либо, не только перестали уделять другим избытки свои, но начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того составили они себе самые несправедливые законы. посредством которых защитили против силы народа свое хищничество» . Иными словами, согласно Лактанцию, в основе экономического неравенства лежит нравственное несовершенство человека и его недостаточная любовь к ближнему.

Тем не менее при наличии таких недвусмысленных суждений по поводу богатства, церковные идеологи не раз выступали на стороне крупных собственников и буржуазии. Так, в предреволюционный период отечественная богословская наука и церковь вступили в спор с социалистами по поводу «существовавшего до сих пор и у всех христианских народов принятого порядка». Среди обсуждавшихся тем был и вопрос о социальной необходимости института частной собственности. (Примечательно, что как для защиты собственности, так и для доказательства ее порочности обе стороны использовали древнехристианские тексты, Книги Ветхого и Нового Завета).

Официальное православие в союзе с буржуазными националистами во главе со столь почитаемым современными вла-

стями России И.А. Ильиным, убежденным сторонником собственности, который обосновывал ее необходимость, жизненную целесообразность и «духовную верность», выступало за сохранение права собственности и предупреждало о негативных последствиях его отмены. «Если бы все блага земли были в общественном распоряжении и общее было бы обрабатывание земли, тогда немыслимо было бы хорошее и правильное хозяйство, ибо каждый стал бы избегать труда и слагать его на других; каждый стал бы надеяться на другого, естественная леность и праздность достигли бы тогда высшего своего развития, и ослабела бы охота к труду, так как личный труд никому не приносил бы особенной пользы. Равным образом не могло бы быть порядка при управлении и распоряжении общественным имуществом, и вечные происходили бы недоумения и замешательства, если бы каждый заботился о всем и о всех. Это всеобщее владение представило бы особенно широкое поле спорам и несогласию.. Тогда род человеческий представил бы из себя печальную арену ссор, распрей и ужасных мятежей». Церковь указывала на разрушительные, пагубные последствия отмены частной собственности, на «величайший вред и погибель людей», если это произойдет. Только в том случае, «когда каждый имеет свою собственность для своего распоряжения и для пользования плодами своих трудов, возможно хорошее и правильное хозяйство и экономия; только тогда господствует порядок между различными званиями и классами людей; тогда только могут сохраняться мир и согласие между людьми» .

Впрочем, подобные утверждения не оставались без реакции со стороны оппонентов. Автор работ начала века В. Экземплярский делал довольно резкие и нелицеприятные для официального богословия выводы: «.Мы думаем и утверждаем, что в откровенном учении нет и намека на долг "приобретать, хранить и умножать" свое имущество. Всюду вместо этого заповедуется не приобретать себе сокровищ на земле, не заботиться о том, что тлеет, и раздавать свое достояние неимущим.

Иными словами, в откровенном учении заповедуется как раз обратное тому, что дозволяется и одобряется нашими системами нравственного богословия» .

С той поры прошло целое столетие, однако данная дискуссия не получила ни официального окончания, ни сколько-нибудь вразумительного продолжения. Впрочем, это не значит, что церковь оставалась в ХХ в. совершенно в стороне от процессов социально-экономических преобразований в нашей стране.

В последнее десятилетие РПЦ был принят целый ряд веро-учительных правил и документов по этому поводу. В частности, в «Основах социальной концепции.», дающих широкое определение собственности, под которой понимается «общественно признанная форма отношения людей к плодам труда и естественным ресурсам» , указывается, что церковь не определяет прав людей на собственность. Однако материальная сторона человеческой жизни не остается вне ее поля зрения. Призывая искать прежде всего «Царства Божия и правды Его» (Мф. 6. 33), церковь помнит и о потребностях в «хлебе насущном» (Мф. 6. 11), полагая, что каждый человек должен иметь достаточно средств для достойного существования. Вместе с тем церковь предостерегает от чрезмерного увлечения материальными благами, осуждая тех, кто обольщается «заботами, богатством и наслаждениями житейскими» (Лк. 8. 14). По мнению авторов «Основ социальной концепции.», в позиции православной церкви по отношению к собственности нет ни игнорирования материальных потребностей, ни противоположной крайности, превозносящей устремление людей к достижению материальных благ как высшей цели и ценности бытия.

Идеологи и богословы РПЦ стараются примирить противоположные позиции и различные доктрины, сняв противоречащие друг другу тезисы и библейские высказывания с помощью второй главной заповеди Христа, требующей подчинять экономические отношения нравственным. Это значит, что позиция православного христианина к собственности вне зави-

симости от уровня его благосостояния должна основываться на евангельском принципе любви к ближнему: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин. 13. 34). Эта заповедь является основой нравственного поведения христиан. Она должна служить для них и, с точки зрения церкви, для остальных людей императивом в сфере регулирования межчеловеческих отношений, включая имущественные.

При этом церковь признает существование многообразных форм собственности. Она справедливо указывает, что государственная, общественная, корпоративная, частная и смешанные формы собственности в разных странах получили различное укоренение в ходе исторического развития, поэтому церковь не отдает предпочтения ни одной из этих форм. При каждой из них возможны как греховные явления - хищение, стяжательство, несправедливое распределение плодов труда, так и достойное, нравственно оправданное использование материальных благ.

И совсем недавно, на XI Всемирном Русском Народном Соборе, тогда ведущий церковный идеолог и публицист, митрополит, а ныне патриарх Кирилл посвятил свое выступление проблемам бедности и богатства в современном российском обществе. В нем он предпринял очередную попытку примирить принципы буржуазной демократии с текстом Библии и заповедями христианства: «С одной стороны, страна владеет несметными богатствами, которыми Господь щедро наделил наши недра. По разным подсчетам в нашей стране сосредоточено от 30 до 40 % полезных ископаемых Земли. Благодаря экспорту природных ресурсов собирается стабилизационный фонд, а также богатеет очень незначительная часть общества. С другой стороны, большинство населения страны живет в нищенских условиях. Можно было бы сказать: «Не надо завидовать, а надо работать». В том-то и дело, что люди работают, а получают за свой труд гроши. Если в прежние времена такую зарплату компенсировала мощная социальная система, доставшаяся в наследие от советских времен, то с каждым годом

она все больше тает, а покупательная способность людей остается прежней.

Согласно официальной статистике, в России доходы 10 % самых богатых превышают доходы 10 % самых бедных в пятнадцать раз. Можно предположить, что с учетом реальных доходов состоятельных граждан эта разница составляет 20-25 раз. Для сравнения приведу ситуацию в Швеции, в которой разрыв в доходах составляет 4 раза, а в среднем по Европе эта цифра не превышает 6-7 раз, в США - 9. Преодоление вопиющего неравенства в России - это в первую очередь вопрос выживания нашей страны. В других странах мира в условиях подобного разрыва между уровнями жизни людей происходят социальные беспорядки и даже революции. Мы не можем наступать на одни и те же исторические грабли, индифферентно относясь к столь резкой материальной пропасти между богатым меньшинством и бедным большинством. В начале XX века такая беспечность обошлась нам слишком дорогой ценой, чтобы платить ее еще раз» .

Согласно официальной позиции РПЦ, человек в заботах по обустройству своего дома и страны уподобляется Богу, заботящемуся о мире и человеке. В христианстве нет осуждения богатства, но есть осуждение привязанности к богатству, которое дается для созидания, а не для накопления ради накопления. Иными словами, греховным (или праведным) является не само богатство, а отношение человека к нему: «В культурном коде России не существует колебания в ответе на вопрос: надо или не надо трудиться? Русская традиция однозначно отвечает: «Надо». Но русскому человеку постоянно приходится отвечать на вопрос: «Ради чего трудиться?». Конечно, прежде всего, необходимо обеспечить себя и семью всем необходимым. Но вот, если это сделано, и даже сверх нормы, то что делать дальше с богатством? Для думающего человека это настоящий экзистенциальный вопрос. Он может отказаться от всего и понять, что счастье не в богатстве, и уйти в монастырь, но там он тоже будет трудиться, в том числе и физически. А может найти

смысл в создании материальных богатств для того, чтобы направлять средства на строительство храмов, благоустройство общественной жизни, развитие науки, культуры, открытие школ и приютов. Важно, чтобы наш человек видел, если хотите, высший смысл своих трудов. В этом случае у него появляется практически неисчерпаемый запас энергии и предприимчивости» .

Таким образом, церковь предлагает признать существующий социально-экономический уклад справедливым, но при условии, что отечественный бизнес станет социально ответственным, причем сделает это добровольно, естественным путем придя к христианскому пониманию своей ответственности.

Очевидно, что эта позиция сама не является ни последовательной, ни до конца социально ответственной. Конечно, можно подождать, пока представители крупного и среднего бизнеса (а именно они способны существенно повлиять на социальную обстановку в нашем обществе в отличие от малого бизнеса, положение которого стало уже притчей во языцех) дорастут духовно до положений христианской морали, прольют слезы раскаяния за свои прегрешения и станут щедрой рукой спонсировать социальные программы, исправно платить налоги и пр. А если не дорастут и не прольют? Или прольют, но лишь немногие? Возьмут ли в этом случае государство и РПЦ на себя ответственность за миллионы неродившихся детей, за тысячи умерших от голода и непосильной работы, за всех униженных и оскорбленных в годы постельцинизма? Очень сомневаюсь. Не стоит забывать, что российский правящий класс родом из тех времен, когда материалистическое мировоззрение было в большой моде. Он хорошо знает, что «своя рубашка ближе к телу», «синица в руке лучше журавля в небе», а «гусь свинье не товарищ». И взывать к его совести - все равно, что ягненку просить волка быть «социально ответственным».

Что же делать, как примирить нашу церковную жизнь с экономическими и политическими реалиями наших дней? Сможем ли мы заново открыть уже много раз прочитанные, и затем за-

бытые слова Священного Писания, что каждому должно питаться плодами своего труда и кто не работает, тот не ест?

Думается, для этого необязательно изобретать велосипед и писать новые «концепции». Стоит лишь внимательно вчитаться в уже имеющиеся документы и найти политическую волю обратиться к отдельным, до этой поры замалчиваемым, их положениям.

Например, о том, что можно и нужно выделять два уровня собственности. Первый из них связан с природными богатствами - «блага земли должны давать средства к жизни всем людям», второй - рукотворный - это «есть плод или личного труда и работы каждого, или же наследство, доставшееся от предков» . Что исконно народным основанием права собственности, «единственным, всегда признаваемым и справедливым источником собственности», считался и продолжает считаться вложенный труд. И до тех пор, пока плоды земли и результаты труда многих поколений русских людей остаются отчужденными от народа России, а церковь и государство продолжают пытаться придать хоть какую-то долю легитимности существующей людоедской социально-экономической системе, название которой «итоги приватизации», ни о каком социальном мире и подлинном социальном партнерстве в нашей стране не может идти и речи.

Не стоит думать, что подобная ситуация является следствием советской эпохи, сделавшей из нас рационалистов-прагматиков (ведь есть у нас любители идеализировать традиционную Россию, с царем-батюшкой, купцами-меценатами и сусальными городовыми в роскошных усах). Проблема собственности и богатства обсуждалась в России и до 1917 г., и подчас весьма остро. Не единожды и не одним автором указывалось, что легитимность и законность собственности в России всегда была нашим «слабым местом».

Будет ли поставлена точка в споре «иосифлян» и «нестяжателей»? Сказать трудно, особенно учитывая негативный опыт прошлых эпох. Однако этот скепсис ни в коей мере не

снимает со всех нас, и с церкви в частности, ответственности за происходящее в стране. Несмотря на все заклинания о священности права частной собственности и нерушимости итогов приватизации, всем давно ясно, что они должны быть пересмотрены. Более того, эти процессы латентно, но уже несколько лет происходят. Проблема в том, что они осуществляются в пользу государства или тех же крупных собственников, но не в пользу простых людей.

И наша церковь, если хочет быть последовательной и актуальной, не может остаться в стороне от этих вопросов. Если не хочет окончательно оказаться в стороне от общественной жизни, как это происходит в Европе и Америке. Конечно, было бы наивно ожидать от наших иерархов прямых указаний на этот счет, но повод для движения в этом направлении есть. Стоит подумать, какие предприятия вернуть в собственность государства, какие - в собственность трудовых коллективов, какие - с компенсацией, а какие - с возбуждением уголовных дел против хозяев-временщиков. Ведь если такой повод есть, то нужно его использовать.

1. Бог благословил человека возделывать этот мир: Выступление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла на XI Всемирном Русском Народном Соборе // Вопросы культурологии. 2007. № 5. С. 3-7.

2. Гачев Г. Русская дума. Портреты русских мыслителей. М.: Новости, 1991.

3. Демкова Н.С.Из истории русской повести XVII в.: Об одной древнерусской параллели к повести Н.В. Гоголя «Вий» // ТОДРЛ. 1989. Т. 42.

4. Житие Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск: Восточно-Сибирское кн.изд-во, 1979.

5. Изборник: (Сборник произведений литературы Древней Руси). М.: Художественная литература, 1969.

6. История русской литературы ХЬХХ вв. М.: Наука, 1983.

7. Каронин С. (Н.Е. Петропавловский). Сочинения в двух томах. М.: Гослитиздат, 1958. Т. 1.

8. Комментарии // Народная проза / сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М.: Русская книга, 1992 (Б-ка русского фольклора; Т. 12).

9. Лихачев Д.С.Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифа-ния Премудрого (конец XIV - начало XV вв.). М.; Л.: Издательство АН СССР, 1962.

10. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили. Л.: Наука, 1973.

11. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М.: Наука, 1970.

12. Мальцев Г.В. Крестьянская община в истории и судьбе России // Национальные интересы. 2009. № 5-6. С. 27-38.

13. Народные заступники. Грех и искупление. Богатство и бедность // Народная проза / сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М.: Русская книга, 1992 (Б-ка русского фольклора. Т. 12).

14. Основы социальной концепции Русской православной церкви. Юбилейный Архиерейский Собор Русской православной церкви. Москва, 13-16 августа 2000 г.

15. Приходько Л.С.Русская сказка как форма отражения менталь-ности народа // Вопросы культурологии. 2008. № 1. С. 59-60.

16. Приходько Л.С.Русское крестьянство дореволюционной России в реалиях эпохи и социально-философском сознании // Вопросы культурологии. 2009. № 4. С. 78-82.

17. Святой Николай и мужик // Народная проза / сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М.: Русская книга, 1992 (Б-ка русского фольклора. Т. 12).

18. Слово Даниила Заточника по редакциям XII и XIII вв. и их переделки / пригот. к печ. Н.Н. Зарубин. Л., 1932.

19. Судьба доброй девицы // Народная проза / сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М.: Русская книга, 1992 (Б-ка русского фольклора. Т. 12).

20. Сусоколов А.А. Экономическая культура российского общества в ХХ в. (материалы к лекционным занятиям) // Вопросы культурологии. 2006. № 4-5.

21. Сщмч. Владимир, Митрополит Киевский и Галицкий. Труд и собственность в учении Русской церкви. («Голос церкви», 1912, декабрь) // Экономика русской цивилизации /сост. О. Платонов. М., 1995.

22. Экземплярский В. Учение древней церкви о собственности и милостыне. Киев, 1910.

Одним из наиболее ярких представителей писателей-гуманистов был Федор Михайлович Достоевский (1821-1881), который посвятил свое творчество защите прав «униженных и оскорбленных». Как активный участник кружка петрашевцев он в 1849 г. был арестован и приговорен к смертной казни, замененной каторгой и последующей солдатской службой. По возвращении в Петербург Достоевский занимается литературной деятельностью, совместно с братом издает почвеннические журналы «Время» и «Эпоха». В его произведениях нашли реалистическое отображение резкие социальные контрасты российской действительности, столкновение ярких, самобытных характеров, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, тончайший психологизм и гуманизм.

В. Г. Перов «Портрет Ф. М. Достоевского»

Уже в первом романе писателя «Бедные люди» проблема «маленького» человека зазвучала во весь голос как проблема социальная. Судьбы героев романа Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой – это гневный протест против общества, в котором унижается достоинство человека, деформируется его личность.

В 1862 г. Достоевский издает «Записки из Мертвого дома» - одно из самых выдающихся своих произведений, в котором нашли отражение впечатления автора от четырехлетнего пребывания в Омском остроге.

С самого начала читатель погружается в зловещую атмосферу каторжной жизни, где заключенные перестают рассматриваться как люди. Обезличивание человека начинает с момента его вступления в острог. Ему обривают половину головы, облачают в двухцветную куртку с желтым тузом на спине, заковывают в кандалы. Таким образом, с первых своих шагов в тюрьме заключенный уже чисто внешне утрачивает право на свою человеческую индивидуальность. Некоторым особо опасным преступникам выжигают на лице клеймо. Не случайно Достоевский называет острог Мертвым домом, где погребены все душевные и умственные силы народа.

Достоевский видел, что условия жизни в остроге не способствуют перевоспитанию людей, а напротив – усугубляют низменные качества характера, к чему располагают и закрепляют частые обыски, жестокие наказания, тяжелая работа. Беспрерывные ссоры, драки и вынужденное совместное проживание также развращают обитателей острога. Развращению личности способствует и сама острожная система, призванная наказывать, а не исправлять людей. Тонкий психолог Достоевский выделяет состояние человека перед наказанием, которое вызывает в нем физический страх, подавляющий все нравственное существо человека.

В «Записках» Достоевский впервые пытается постичь психологию преступников. Он отмечает, что многие из этих людей попали за решетку по стечению обстоятельств, они отзывчивы на добро, умны, исполнены чувства собственного достоинства. Но вместе с ними пребывают и закоренелые преступники. Однако все они подвергаются одному наказанию, поступают в одну каторгу. По твердому убеждению писателя, подобного не должно быть, как не должно быть и одинаковой меры наказания. Достоевский не разделяет теорию итальянского врача-психиатра Чезаре Ломброзо, который объяснял преступность биологическими свойствами, врожденной склонностью к преступлению.

К заслуге автора «Записок» можно отнести и то, что он одним из первых заговорил о роли тюремного начальства в деле перевоспитания преступника, о благотворном влиянии нравственных качеств начальника на воскрешение падшей души. В этой связи он вспоминает коменданта острога, «человека благородного и рассудительного», умерявшего дикие выходки своих подчиненных. Правда, такие представители начальства на страницах «Записок» встречаются крайне редко.

Четыре года, проведенные в Омском остроге, стали суровой школой для писателя. Отсюда его гневный протест против деспотизма и произвола, царивших в царских тюрьмах, его взволнованный голос в защиту униженных и обездоленных._

Впоследствии исследование психологии преступника Достоевский продолжит в романах «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы».

«Преступление и наказание» – первый философский роман на криминальной основе. Одновременно это и психологический роман.

С первых страниц читатель знакомится с главным героем – Родионом Раскольниковым, порабощенным философской идеей, допускающей «кровь по совести». К этой идее его приводят голодное, нищенское существование. Размышляя над историческими событиями, Раскольников приходит к выводу, что развитие общества обязательно осуществляется на чьих-то страданиях и крови. Поэтому всех людей можно поделить на две категории – «обыкновенных», безропотно принимающих любой порядок вещей, и «необыкновенных», «сильных мира сего». Эти последние имеют право в случае необходимости нарушить моральные устои общества и переступить через кровь.

Подобные мысли были навеяны Раскольникову идеей о «сильной личности», буквально носившейся в воздухе в 60-е годы XIX века, а позднее оформившейся в теории Ф. Ницше о «сверхчеловеке». Проникнувшись этой идеей, Раскольников пытается решить вопрос: к какому из этих двух разрядов относится он сам? Чтобы ответить на этот вопрос, он решает убить старуху-процентщицу и таким образом приобщиться к разряду «избранных».

Однако, совершив преступление, Раскольников начинает терзаться раскаянием. В романе предстает сложная психологическая борьба героя с самим собой и одновременно с представителем власти – высокоинтеллектуальным следователем Порфирием Петровичем. В изображении Достоевского – это образец профессионала, который шаг за шагом, от беседы к беседе умело и расчетливо замыкает вокруг Раскольникова тонкое психологическое кольцо.

Писатель обращает особое внимание на психологическое состояние души преступника, на его нервное расстройство, выражающееся в иллюзиях и галлюцинациях, которые, по мнению Достоевского, обязательно должны приниматься следователем в расчет.

В эпилоге романа мы видим, как рушится индивидуализм Раскольникова. Среди трудов и мучений ссыльнокаторжных он понимает «беспочвенность своих притязаний на звание героя и роль властителя», осознает свою вину и высший смысл добра и справедливости.

В романе «Идиот» Достоевский вновь обращается к криминальной теме. В центре внимания писателя трагическая судьба благородного мечтателя князя Мышкина и неординарной русской женщины Настасьи Филипповны. Перенеся в юности глубокое унижение от богача Тоцкого, она ненавидит этот мир дельцов, хищников и циников, надругавшихся над ее молодостью и чистотой. В ее душе растет чувство протеста против несправедливого устройства общества, против бесправия и произвола, царящих в жестком мире капитала.

В образе князя Мышкина воплощено представление писателя о прекрасном человеке. В душе князя, как и в душе самого Достоевского, живут чувства сострадания ко всем «униженным и обездоленным», стремление помочь им, за что он и подвергается насмешкам со стороны благоденствующих членов общества, прозвавших его «юродивым» и «идиотом».

Познакомившись с Настасьей Филипповной, князь проникается к ней любовью и сочувствием и предлагает ей руку и сердце. Однако трагическая участь этих благородных людей предрешена звериными обычаями окружающего их мира.

В Настасью Филипповну безумно влюблен купец Рогожин, необузданный в своих страстях и желаниях. В день венчания Настасьи Филипповны с князем Мышкиным эгоистичный Рогожин прямо из церкви увозит ее к себе и убивает. Такова фабула романа. Но Достоевский как психолог и настоящий юрист убедительно раскрывает причины проявления подобного характера.

Образ Рогожина в романе выразителен и колоритен. Малограмотный, с детства не подверженный никакому воспитанию, он в психологическом плане являет собой, по словам Достоевского, «воплощение импульсивной и поглощающей страсти», которая сметает все на своем пути. Любовь и страсть сжигают душу Рогожина. Он ненавидит князя Мышкина и ревнует к нему Настасью Филипповну. Вот в чем причина кровавой трагедии.

Несмотря на трагические коллизии, роман «Идиот» - самое лирическое произведение Достоевского, потому что центральные образы его глубоко лиричны. Роман напоминает лирический трактат, богатый замечательным афоризмами о красоте, которая, по мнению писателя, является великой силой, способной преобразить мир. Именно здесь Достоевский высказывает свою сокровенную мысль: «Мир спасет красота». Подразумевается, несомненно, красота Христа и его богочеловеческой личности.

Роман «Бесы» создавался в период активизировавшегося революционного движения в России. Фактической основой произведения послужило убийство студента Иванова членами тайной террористической организации «Комитет народной расправы», возглавлявшейся С. Нечаевым, другом и последователем анархиста М. Бакунина. Само это событие Достоевский воспринял как своего рода «знамение времени», как начало грядущих трагических потрясений, которые, по мнению писателя, неизбежно приведут человечество на грань катастрофы. Он самым тщательным образом изучил политический документ этой организации «Катехизис революционера» и впоследствии использовал его в одной из глав романа.

Своих героев писатель изображает как группу честолюбивых авантюристов, избравших своим жизненным кредо страшное, полное и беспощадное разрушение социального порядка. Запугивание, ложь стали для них главными средствами в достижении цели.

Вдохновителем организации является самозванец Петр Верховенский, который называет себя представителем несуществующего центра и требует от соратников полного подчинения. С этой целью он решает скрепить их союз кровью, для чего осуществляется убийство одного из членов организации, который вознамерился выйти из тайного общества. Верховенский ратует за сближение с разбойниками и публичными женщинами с целью влияния через них на высокопоставленных лиц.

Другой тип «революционера» представляет Николай Ставрогин, которого Достоевский хотел показать идейным носителем нигилизма. Это человек высокого ума, необыкновенно развитого интеллекта, но ум его холоден и ожесточен. Он внушает окружающим негативные идеи, толкает их на преступления. В конце романа, отчаявшись и разуверившись во всем, Ставрогин кончает жизнь самоубийством. Сам автор считал Ставрогина «лицом трагическим».

Через главных своих героев Достоевский проводит мысль о том, что революционные идеи, в каком бы виде они ни проявлялись, не имеют почвы в России, что они пагубно влияют на человека и только развращают и уродуют его сознание.

Итогом многолетнего творчества писателя стал его роман «Братья Карамазовы». В центре внимания автора взаимоотношения в семье Карамазовых: отца и его сыновей Дмитрия, Ивана и Алексея. Отец и старший сын Дмитрий враждуют между собой из-за провинциальной красавицы Грушеньки. Конфликт этот заканчивается арестом Дмитрия по обвинению в отцеубийстве, поводом к которому послужили обнаруженные на нем следы крови. Их приняли за кровь убитого отца, хотя в действительности она принадлежала другому человеку, лакею Смердякову.

Убийство Карамазова-отца обнажает трагизм судьбы его второго сына, Ивана. Именно он соблазнил Смердякова на убийство отца под анархическим лозунгом «Все позволено».

Достоевский подробно рассматривает процесс следствия и судопроизводства. Он показывает, что следствие настойчиво ведет дело к заранее сделанному выводу, поскольку известно и о вражде между отцом и сыном, и об угрозах Дмитрия расправиться с отцом. В результате бездушные и некомпетентные чиновники по чисто формальным основаниям выносят Дмитрию Карамазову обвинение в отцеубийстве.

Оппонентом непрофессионального следствия выступает в романе адвокат Дмитрия – Фетюкович. Достоевский характеризует его как «прелюбодея мысли». Свое ораторское искусство он использует для доказательства невиновности своего подзащитного, ставшего, дескать, «жертвой» воспитания своего беспутного отца. Бесспорно, нравственные качества и добрые чувства формируются в процессе воспитания. Но вывод, к которому приходит адвокат, противоречит самой идее правосудия: ведь любое убийство есть преступление против личности. Тем не менее, речь адвоката производит сильное впечатление на публику и позволяет ему манипулировать общественным мнением.

Не менее ярко предстает картина произвола и беззакония, типичных для царской России, в творчестве Александра Николаевича Островского (1823-1886). Со всей силой художественного мастерства он показывает невежество и лихоимство чиновников, бездушие и бюрократизм всего государственного аппарата, продажность и зависимость суда от имущих классов. В своих произведениях он заклеймил дикие формы насилия богатого над бедным, варварство и самодурство власть предержащих.

Д. Святополк-Мирский. А. Н. Островский

Островский не понаслышке знал положение дел в российском правосудии. Еще в молодые годы, по выходе из университета, он служил в Московском совестном суде, а затем в Московском коммерческом суде. Эти семь лет стали для него хорошей школой, из которой он вынес практические знания о судебных порядках и чиновничьих нравах.

Одна из первых комедий Островского «Свои люди – сочтемся» была написана им, когда он работал в Коммерческом суде. Сюжет ее взят из самой «гущи жизни», из хорошо знакомых автору юридической практики и купеческого быта. С выразительной силой он рисует деловую и моральную физиономию купечества, которое в стремлении к богатству не признавало никаких законов и преград.

Таковым является приказчик богатого купца Подхалюзин. Под стать ему и дочь купца - Липочка. Вместе они отправляют в долговую тюрьму своего хозяина и отца, руководствуясь мещанским принципом «Почудил на своем веку, теперь и нам пора».

Есть среди персонажей пьесы и представители чиновного люда, которые «вершат правосудие» по нравам жуликов-купцов и плутов-приказчиков. Эти «служители Фемиды» в моральном отношении недалеко ушли от свои клиентов и просителей.

Комедия «Свои люди – сочтемся» сразу была замечена широкой публикой. Острая сатира на самодурство и его истоки, коренившиеся в социальных условиях того времени, обличение самодержавно-крепостнических отношений, основанных на фактическом и юридическом неравенстве людей, привлекли внимание и со стороны властей. Сам царь Николай I распорядился запретить пьесу к постановке. С этого времени имя начинающего литератора было занесено в список неблагонадежных элементов, и за ним был учрежден негласный надзор полиции. В результате Островскому пришлось подать прошение об увольнении со службы. Что, по-видимому, он сделал не без удовольствия, сосредоточившись целиком на литературном творчестве.

Борьбе с пороками самодержавного строя, изобличению коррупции, интриганства, карьеризма, подхалимства в чиновной и купеческой среде Островский оставался верен и все последующие годы. Эти проблемы нашли свое яркое отражение в целом ряде его произведений - «Доходное место», «Лес», «Не все коту масленица», «Горячее сердце» и др. В них, в частности, он с поразительной глубиной показал порочность всей системы государственной службы, в которой чиновнику для успешного должностного роста рекомендовалось не рассуждать, а повиноваться, всячески демонстрировать свое смирение и покорность.

Необходимо отметить, что не одна только гражданская позиция и тем более не праздное любопытство побуждало Островского глубоко вникать в суть происходящих в обществе процессов. Как подлинный художник и юрист-практик он наблюдал столкновения характеров, колоритнейшие фигуры, множество картин социальной действительности. И его пытливая мысль исследователя нравов, человека с богатым жизненным и профессиональным опытом заставляла анализировать факты, правильно видеть за частным общее, делать широкие социальные обобщения, касающиеся добра и зла, правды и неправды. Такие обобщения, рожденные его прозорливым умом, послужили основой для выстраивания главных сюжетных линий и в других его известных пьесах – «Последняя жертва», «Без вины виноватые» и других, которые заняли прочное место в золотом фонде отечественной драматургии.

Говоря об отражении истории российского правосудия в отечественной классической литературе, нельзя обойти вниманием произведения Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826-1889). Они представляют интерес не только для ученых, но и для тех, кто только осваивает юридическую науку.

Н. Ярошенко. М. Е. Салтыков-Щедрин

Вслед за своими великими предшественниками, освещавшими проблему законности и ее связь с общим строем жизни, Щедрин особенно глубоко выявил эту связь и показал, что грабеж и угнетение народа – это составные части общего механизма самодержавного государства.

Почти восемь лет, с 1848 по 1856 годы, он тянул чиновничью «лямку» в Вятке, куда был сослан за «вредное» направление своей повести «Запутанное дело». Потом служил в Рязани, Твери, Пензе, где имел возможность во всех деталях познакомиться с устройством государственной машины. В последующие годы Щедрин сосредоточился на публицистической и литературной деятельности. В 1863-1864 годах он вел хронику в журнале «Современник», а позднее без малого 20 лет (1868-1884) являлся редактором журнала «Отечественные записки» (до 1878 года вместе с Н. А. Некрасовым).

Вятские наблюдения Щедрина ярко запечатлены в «Губернских очерках», написанных в 1856-1857 годах, когда в стране нарастал революционный кризис. Неслучайно «Очерки» открываются рассказами, посвященными страшным дореформенным судебным порядкам.

В очерке «Надорванные» писатель с присущим ему психологическим мастерством показал тип чиновника, дошедшего в своем «усердии» до остервенения, до потери человеческих чувств. Недаром местные жители прозвали его «собакой». И он этому не возмущался, а, напротив, гордился. Однако судьбы невинных людей были столь трагичны, что однажды дрогнуло даже его окаменевшее сердце. Но всего лишь на мгновение, и он тут же остановил себя: «Я как следователь не имею права рассуждать и тем менее соболезновать…». Такова философия типичного представителя российского правосудия в изображении Щедрина.

В некоторых главах «Губернских очерков» даны зарисовки острога и его обитателей. В них воочию разыгрываются драмы, по выражению самого автора, «одна другой запутанней и замысловатее». Он рассказывает о нескольких таких драмах с глубоким проникновением в душевный мир их участников. Один из них попал в острог потому, что он «поклонник правды и ненавистник лжи». Другой пригрел в своем доме больную старушку, а она скончалась у него на печи. В результате сердобольного мужика засудили. Щедрин глубоко возмущен несправедливостью суда и связывает это с несправедливостью всей государственной системы.

«Губернские очерки» во многом подводили итог достижениям русской реалистической литературы с ее сурово правдивым изображением дикого барства и всевластного чиновничества. В них Щедрин развивает мысли многих русских писателей-гуманистов, исполненные глубокого сострадания к простому человеку.

В своих произведениях «Помпадур и помпадурши», «История одного города», «Пошехонская старина» и многих других Щедрин в сатирической форме рассказывает о пережитках крепостничества в общественных отношениях в пореформенной России.

Говоря о пореформенных «веяниях», он убедительно показывает, что эти «веяния» - сплошное словоблудие. Вот помпадур-губернатор «случайно» узнает, что закон, оказывается, обладает запрещающей и разрешающей силой. А он до сих пор был убежден, что его губернаторское решение и есть закон. У него возникает, однако, сомнение, кто же может ограничить его правосудие? Ревизор? Но все же знают, что ревизор – сам помпадур, только в квадрате. И все свои сомнения губернатор разрешает простым заключением – «либо закон, либо я».

Так в карикатурной форме Щедрин заклеймил тот страшный произвол администрации, который был характерной чертой самодержавно-полицейского строя. Всевластие произвола, считал он, извратило сами понятия правосудия и законности.

Определенный толчок развитию юридической науки дала Судебная реформа 1864 года. Многие высказывания Щедрина свидетельствуют о том, что он был основательно знаком с новейшими взглядами буржуазных правоведов и имел по этому поводу собственное мнение. Когда, например, разработчики реформы стали теоретически обосновывать по новым уставам независимость суда, Щедрин ответил им, что не может быть независимого суда там, где судьи поставлены в материальную зависимость от органов власти. «Независимость судей,- иронически писал он,- была счастливым образом уравновешена перспективой повышения и наград».

Изображение судебных порядков органически вплеталось у Щедрина в широкую картину социальной действительности царской России, где наглядно выступала связь капиталистического хищничества, административного произвола, карьеризма, кровавого усмирения народа и неправедного суда. Эзопов язык, которым мастерски пользовался писатель, позволил ему назвать всех носителей пороков своими именами: пескарь, хищники, ловкачевы и пр., которые приобрели нарицательное значение не только в литературе, но и в быту.

Правовые идеи и проблемы нашли широкое отражение в творчестве великого русского писателя Льва Николаевича Толстого (1828-1910). В молодости он увлекался юриспруденцией, учился на юридическом факультете Казанского университета. В 1861 году писатель был назначен мировым посредником в одном из уездов Тульской губернии. Много сил и времени отдавал Лев Николаевич защите интересов крестьян, чем вызывал недовольство помещиков. К нему обращались за помощью арестованные, ссыльные и их родственники. И он добросовестно вникал в их дела, писал прошения влиятельным лицам. Можно предполагать, что именно эта деятельность, наряду с активным участием в организации школ для крестьянских детей, послужила причиной того, что, начиная с 1862 года и до конца жизни, за Толстым велось тайное наблюдение полиции.

Л.Н. Толстой. Фото С.В. Левицкого

На протяжении всей своей жизни Толстой неизменно интересовался вопросами законности и правосудия, изучал профессиональную литературу, в том числе «Сибирь и ссылка» Д. Кеннана, «Русская община в тюрьме и ссылке» Н. М. Ядринцева, «В мире отверженных» П. Ф. Якубовича, хорошо знал новейшие юридические теории Гарофало, Ферри, Тарда, Ломброзо. Все это нашло отражение в его творчестве.

Толстой превосходно знал и судебную практику своего времени. Одним из его близких друзей был известный судебный деятель А. Ф. Кони, который подсказал писателю сюжет для романа «Воскресение». К другому своему другу, председателю Московского окружного суда Н. В. Давыдову Толстой постоянно обращался за советами по юридическим вопросам, интересовался подробностями судопроизводства, процесса исполнения наказаний, различными деталями тюремной жизни. По просьбе Толстого Давыдов написал для романа «Воскресение» текст обвинительного акта по делу Катерины Масловой и сформулировал вопросы суда к присяжным заседателям. При содействии Кони и Давыдова Толстой многократно посещал тюрьмы, беседовал с заключенными, присутствовал на судебных заседаниях. В 1863 году, придя к выводу, что царский суд – это сплошное беззаконие, Толстой отказался принимать участие в «правосудии».

В драме «Власть тьмы», или «Коготок увяз, всей птичке пропасть» Толстой вскрывает психологию преступника, обнажает социальные корни преступления. Сюжетом для пьесы послужило реальное уголовное дело крестьянина Тульской губернии, которого писатель посетил в тюрьме. Взяв за основу это дело, Толстой облек его в высокохудожественную форму, наполнил его глубоко человеческим, нравственным содержанием. Гуманист Толстой убедительно показывает в драме, как неизбежно наступает возмездие за содеянное зло. Обманул работник Никита невинную девушку-сироту, вступил в незаконную связь с женой хозяина, по-доброму к нему относившейся, и стал невольной причиной гибели ее мужа. Дальше - связь с падчерицей, убийство ребенка и совсем потерял себя Никита. Не переносит он своего тяжкого греха перед богом и людьми, кается принародно и, в конце концов, кончает самоубийством.

Театральная цензура не пропустила пьесу. Между тем «Власть тьмы» с громадным успехом шла на многих сценах Западной Европы: во Франции, Германии, Италии, Голландии, Швейцарии. И только в 1895 году, т.е. через 7 лет, она впервые была поставлена на русской сцене.

Глубокий социальный и психологический конфликт лежит в основе многих последующих произведений писателя – «Анна Каренина», «Крейцерова соната», «Воскресение», «Живой труп», «Хаджи Мурат», «После бала» и др. В них Толстой беспощадно разоблачил самодержавные порядки, буржуазный институт брака, освящаемого церковью, безнравственность представителей высших слоев общества, развращенных и опустошенных морально, вследствие чего не способных видеть в близких себе людях личностей, имеющих право на собственные мысли, чувства и переживания, на собственное достоинство и частную жизнь.

И. Пчёлко. Иллюстрация к рассказу Л. Н. Толстого «После бала»

Одним из выдающихся произведений Толстого по своему художественно-психологическому и идейному содержанию является роман «Воскресение». Его без преувеличения можно назвать подлинным юридическим исследованием классовой природы суда и его назначения в социально-антагонистическом обществе, познавательное значение которого усиливается наглядностью образов, точностью психологических характеристик, столь присущих писательскому таланту Толстого.

После глав, раскрывающих трагическую историю падения Катерины Масловой и знакомящих с Дмитрием Нехлюдовым, следуют наиболее важные главы романа, в которых описывается суд над обвиняемой. Детально описана обстановка, в которой происходит судебное заседание. На этом фоне Толстой рисует фигуры судей, присяжных, подсудимых.

Авторские комментарии позволяют увидеть весь фарс происходящего, который далек от истинного правосудия. Казалось, никому не было дела до подсудимой: ни судьи, ни прокурор, ни адвокат, ни присяжные не хотели вникнуть в судьбу несчастной. У каждого было свое «дело», которое заслоняло все происходящее, а процесс превращало в пустую формальность. Идет рассмотрение дела, подсудимой грозит каторга, а судьи изнывают от тоски и только делают вид, что участвуют в заседании.

Даже буржуазный закон возлагает на председательствующего активное ведение процесса, а его мысли заняты предстоящим свиданием. Прокурор, в свою очередь, заведомо осудил Маслову и для формы произносит пафосную речь со ссылками на римских юристов, не сделав даже попытки углубиться в обстоятельства дела.

В романе показывается, что присяжные тоже не утруждают себя обязанностями. Каждый из них озабочен собственными делами и проблемами. Кроме того, это – люди разных мировоззрений, социального положения, поэтому им трудно прийти к единому мнению. Тем не менее, они единодушно выносят обвинительный приговор подсудимой.

Хорошо знакомый с царской системой наказаний, Толстой одним из первых возвысил свой голос в защиту прав осужденных. Пройдя вместе со своими героями по всем кругам судебных инстанций и учреждений так называемой исправительной системы, писатель делает вывод, что большинство людей, которых эта система как преступников обрекла на мучения, отнюдь не были преступниками: они являлись жертвами. Юридическая наука и судебный процесс вовсе не служат отысканию истины. Более того, ложными научными объяснениями, вроде ссылок на природную преступность, они оправдывают зло всей системы правосудия и наказаний самодержавного государства.

Л. О. Пастернак. «Утро Катюши Масловой»

Толстой осуждал господство капитала, государственное управление в полицейском, сословном обществе, его церковь, его суд, его науку. Выход из этого положения он видел в изменении самого строя жизни, узаконившего угнетение простых людей. Этот вывод противоречил толстовскому учению о непротивлении злу, о нравственном совершенствовании как средстве спасения от всех бед. Эти реакционные взгляды Толстого нашли отражение в романе «Воскресение». Но они померкли, отступили перед великой правдой толстовского гения.

Нельзя не сказать о публицистике Толстого. Едва ли не все его знаменитые публицистические статьи и воззвания насыщены мыслями о законности и правосудии.

В статье «Стыдно» он гневно протестовал против избиения крестьян, против этого нелепейшего и оскорбительнейшего наказания, которому подвергается в самодержавном государстве одно из его сословий – «самое трудолюбивое, полезное, нравственное и многочисленное».

В 1908 году, негодуя по поводу жестокой расправы с революционным народом, против расстрелов и виселиц, Толстой выступает с воззванием «Не могут молчать». В нем он клеймит палачей, чьи злодеяния, по его мнению, не успокоят и не устрашат русский народ.

Особый интерес представляет статья Толстого «Письмо студенту о праве». Здесь он, вновь и вновь высказывая свои выстраданные мысли по вопросам законности и правосудия, обнажает антинародную сущность буржуазной юриспруденции, призванную охранять частную собственность и благополучие сильных мира сего.

Толстой считал, что законы юридические должны находиться в соответствии с нормами нравственности. Эти незыблемые убеждения стали основой его гражданской позиции, с высоты которой он осуждал строй, основанный на частной собственности, и заклеймил его пороки.

• Правосудие и исполнение наказаний в произведениях русской литературы конца XIX- ХХ вв.

Проблемы российского права и суда конца XIX века нашли широкое отражение и в многообразном творчестве другого классика русской литературы, Антона Павловича Чехова (1860-1904 гг.). Обращение к данной тематике было обусловлено богатым жизненным опытом писателя.

Чехова интересовали многие области знания: медицина, право, судопроизводство. Закончив в 1884 году медицинский факультет Московского университета, он назначается уездным врачом. В этом качестве ему приходится ездить на вызовы, принимать больных, участвовать в судебно-медицинских вскрытиях, выступать экспертом на заседаниях суда. Впечатления от этого периода жизни послужили основой для целого ряда его известных произведений: «Драма на охоте», «Шведская спичка», «Злоумышленник», «Ночь перед судом», «Следователь» и многих других.

А. П. Чехов и Л. Н. Толстой (фотография).

В рассказе «Злоумышленник» Чехов повествует о следователе, не обладающем ни гибкостью ума, ни профессионализмом, а уж о психологии вообще не имеющем представления. Иначе бы он с первого взгляда понял, что перед ним темный, необразованный мужик, не сознающий последствий своего деяния – откручивания гаек на железной дороге. Следователь подозревает мужика в злом умысле, но даже не дает себе труда растолковать ему, в чем же он обвиняется. По мысли Чехова, вот таким «дубоголовым» и в профессиональном, и в личном плане страж закона быть не должен.

Язык рассказа весьма лаконичен и передаёт весь комизм ситуации. Начало допроса Чехов описывает так: «Перед судебным следователем стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонка в пестрядинной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже нечёсанных, путаных волос, что придает ему ещё большую, паучью суровость. Он бос». По сути, читатель снова встречает тему «маленького человека», столь характерную для классической русской литературы, но комизм ситуации состоит в том, что дальнейший допрос следователя – это беседа двух «маленьких людей». Следователь считает, что поймал важного преступника, ведь крушение поезда могло повлечь за собой не только материальные последствия, но и гибель людей. Второй герой рассказа – Денис Григорьев совершенно не понимает: что же противоправного он совершил, что его допрашивает следователь? И в ответ на вопрос: для чего отвинчивалась гайка, совершенно не смущаясь отвечает: «Мы из гаек грузила делаем…Мы, народ… Климовские мужики то есть». Дальнейший разговор похож на беседу глухого с немым, но когда следователь объявляет о том, что Дениса собирается отправить в тюрьму, то мужик искренне недоумевает: «В тюрьму... Было б за что, пошёл бы, а то так... здорово живёшь... За что? И не крал, кажись, и не дрался... А ежели вы насчёт недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте... Вы господина непременного члена спросите... Креста на нём нет, на старосте-то...».

Но особенно впечатляет финальная фраза «злоумышленника» Григорьева: «Помер покойник барин -генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям... Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...».

Совершенно иной тип следователя мы видим в рассказе «Шведская спичка». Его герой по одному только вещественному доказательству – спичке достигает конечной цели следствия и находит пропавшего помещика. Он молод, горяч, выстраивает различные фантастические версии случившегося, но тщательный осмотр места происшествия, умение логически мыслить приводят его к истинным обстоятельствам дела.

В рассказе «Сонная одурь», несомненно, написанном с натуры, писатель карикатурно изобразил заседание окружного суда. Время – начало XX века, но как удивительно судебный процесс напоминает тот уездный суд, который Гоголь описал в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Тот же сонный секретарь читает заунывным голоском обвинительный акт без запятых и точек. Его чтение похоже на журчание ручейка. Те же судья, прокурор, присяжные - нахохлись от скуки. Им совершенно не интересно существо дела. А ведь им придется решать судьбу подсудимого. Про таких «стражей справедливости» Чехов писал: «При формальном, бездушном отношении к личности, для того, чтобы невиновного человека лишить прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время. Только время на соблюдение каких-то формальностей, за которые судье платят жалованье, а затем все кончено».

А. П. Чехов (фотография)

«Драма на охоте» - это необычная криминальная история о том, как

судебный следователь совершает убийство, а затем сам же расследует его. В результате невиновный получает 15 лет ссылки, а преступник гуляет на свободе. В этом рассказе Чехов убедительно показывает, насколько социально опасно такое явление, как безнравственность служителя Фемиды, представляющего закон и облеченного определенной властью. Отсюда проистекает нарушение закона, попрание справедливости.

В 1890 году Чехов совершает далекую и опасную поездку на Сахалин. К этому его побудили отнюдь не праздное любопытство и романтика путешествий, а желание ближе познакомится с «миром отверженных» и возбудить, как он сам говорил, внимание общества к правосудию, царившему в стране, и к его жертвам. Результатом поездки стала объемная книга «Остров Сахалин», содержащая богатейшие сведения по истории, статистике, этнографии этой окраины России, описание мрачных тюрем, каторжных работ, системы жестоких наказаний.

Писатель-гуманист глубоко возмущен тем, что каторжане часто составляют прислугу начальников и офицеров. «…Отдача каторжных в услужение частным лицам находится в полном противоречии со взглядами законодателя на наказание, - пишет он, - это не каторга, а крепостничество, т. к. каторжанин служит не государству, а лицу, которому нет никакого дела до исправительных целей…». Подобное рабство, считает Чехов, пагубно влияет на личность арестанта, развращает ее, подавляет в заключенном человеческое достоинство, лишает его всяких прав.

В своей книге Чехов развивает актуальную и в наши дни мысль Достоевского о важной роли тюремного начальства в деле перевоспитания преступников. Он отмечает тупость и недобросовестность тюремных начальников, когда подозреваемого, вина которого еще не доказана, содержат в темном карцере каторжной тюрьмы, а нередко в общей камере с закоренелыми убийцами, насильниками и пр. Подобное отношение людей, обязанных воспитывать заключенных, действует развращающим образом на воспитуемых и только усугубляет в них низменные наклонности.

Особое негодование Чехова вызывает униженное и бесправное положение женщин. Каторжных работ на острове для них почти нет. Иногда они моют полы в канцелярии, работают в огороде, но чаще всего их назначают в прислуги к чиновникам или отдают в «гаремы» писарей и надзирателей. Трагическим следствием этой нетрудовой развратной жизни является полная нравственная деградация женщин, способных продать своих детей «за штоф спирта».

На фоне этих страшных картин на страницах книги иногда мелькают чистые детские лица. Они вместе с родителями терпят нужду, лишения, покорно сносят зверства истерзанных жизнью родителей. Однако Чехов все же считает, что дети оказывают ссыльным нравственную поддержку, спасают матерей от праздности, как-то еще привязывают ссыльных родителей к жизни, спасая их от окончательного падения.

Книга Чехова вызвала большой общественный резонанс. Читатель близко и ярко увидел огромную трагедию униженных и обездоленных обитателей российских тюрем. Передовая же часть общества восприняла книгу как предупреждение о трагической гибели человеческих ресурсов страны.

Можно с полным основанием сказать, что своей книгой Чехов достиг цели, которую ставил перед собой, принимаясь за сахалинскую тему. Даже официальные власти вынуждены были обратить внимание на поднятые в ней проблемы. Во всяком случае, после выхода книги по распоряжению министерства юстиции на Сахалин были командированы несколько чинов Главного тюремного управления, которые практически подтвердили правоту Чехова. Итогом этих поездок стали реформы в области каторги и ссылки. В частности, в течение ряда последующих лет были отменены тяжелые наказания, выделены средства на содержание детских приютов, отменены судебные приговоры к вечной ссылке и пожизненной каторге.

Таково было общественное воздействие книги «Остров Сахалин», вызванное к жизни гражданским подвигом русского писателя Антона Павловича Чехова.

Контрольные вопросы :

1. Какие характерные особенности судебного процесса запечатлены в произведениях Гоголя и Чехова?

2. Как в произведениях классиков русской литературы о суде проявляется их гражданская позиция?

3. В чем видел Салтыков-Щедрин основные пороки царского правосудия?

4. Каким, по мнению Достоевского и Чехова, должен быть следователь? И каким быть не должен?

5. По каким причинам Островский оказался в полицейских списках неблагонадежных элементов?

6. Как можно объяснить название романа Достоевского «Бесы»?

7. В чем видели русские писатели основные причины преступности? Согласны ли Вы с теорией Ломброзо о врожденной склонности к преступлению?

8. Как показаны в романах Толстого и Достоевского жертвы самодержавного правосудия?

9. Какие цели преследовал Чехов, отправляясь на о. Сахалин? Достиг ли он этих целей?

10. Кому из русских писателей принадлежат слова «Мир спасет красота»? Как Вы это понимаете?

Голяков И.Т. Суд и законность в художественной литературе. М.: Юридическая литература, 1959. С. 92-94.

Радищев А. Н. Полное собрание сочинений в 3-х тт. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. Т. 1. С. 445-446.

Там же. С. 446.

Латкин В.Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.). М.: Зерцало, 2004. С. 434-437.

Непомнящий В.С. Лирика Пушкина как духовная биография. М.: Изд-во Московского университета, 2001. С. 106-107.

Кони А.Ф. Общественные взгляды Пушкина// Чествование памяти А.С. Пушкина имп. Академией Наук в сотую годовщину дня его рождения. Май 1899". СПб., 1900. С. 2-3.

Там же. С. 10-11.

Цит. по: Кони А.Ф. Общественные взгляды Пушкина// Чествование памяти А.С. Пушкина имп. Академией Наук в сотую годовщину дня его рождения. Май 1899". СПб., 1900. С. 15.

См.: Баженов А.М. К тайне «Горя» (А.С.Грибоедов и его бессмертная комедия). М.: Изд-во Московского университета, 2001. С. 3-5.

Баженов А.М. Указ. соч. С. 7-9.

См. подр.: Куликова, К. А.С.Грибоедов и его комедия «Горе от ума» // Грибоедов А.С. Горе от ума. Л.: Детская литература, 1979. С.9-11.

Смирнова Е.А. Поэма Гоголя «Мёртвые дущи». Л., 1987. С. 24-25.

Бочаров С.Г. О стиле Гоголя // Типология стилевого развития литературы Нового времени. М., 1976. С. 415-116.

См. подр.: Ветловская В. Е. Религиозные идеи утопического социализма и молодой Ф. М. Достоевский // Христианство и русская литература. СПб., 1994. С 229-230.

Недвезицкий В. А. От Пушкина к Чехову. 3-е изд. М.: Изд-во Московского университета, 2002. С. 136-140.

Миллер О.Ф. Материалы для жизнеописания Ф. М. Достаевского. СПб., 1883. С. 94.

Голяков И.Т. Суд и законность в художественной литературе. М.: Юридическая литература, 1959. С. 178-182.

Голяков И.Т. Суд и законность в художественной литературе. М.: Юридическая литература, 1959. С. 200-201.

Линьков В.Я. Война и мир Л.Толстого. М.: Изд-во Московского университета, 2007. С. 5-7.

Голяков И.Т. Суд и законность в художественной литературе. М.: Юридическая литература, 1959. С. 233-235.