Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования Республики Беларусь

Учреждение образования

«Полоцкий государственный университет»

Радиотехнический факультет

Кафедра физики

по дисциплине «Основы современного естествознания»

«Проблема внеземной жизни и ее отражение в научной фантастике»

Новополоцк, 2013

Поиск и исследование внеземных форм жизни. Предмет и задачи

Определение жизни на других планетах, кроме Земли, является важной задачей для ученых, занимающихся вопросами возникновения и эволюции жизни. Наличие или отсутствие ее на планете оказывает существенное влияние на ее атмосферу и другие физические условия.

Исследования превращений в поверхностных слоях планет с учетом возможных результатов деятельности человека позволит уточнить наши представления о роли биологических процессов в прошлом и настоящем Земли.

С этой точки зрения результаты экзобиологических Экзобиология - изучает круг проблем, связанных с возможностью существования внеземных форм жизни (Советский энциклопедический словарь, Москва «Советская Энциклопедия» 1985г., стр. 1529) исследований могут быть полезными и в решении современных задач в области биологии.

Занос чужеродных форм жизни может также привести на Земле к самым неожиданным и трудно предугадываемым последствиям.

Обнаружение жизни вне Земли, несомненно, имеет и большое значение для разработки фундаментальных проблем происхождения и сущности жизни.

Непосредственной целью предстоящих в ближайшем будущем экзобиологических экспериментов с помощью автоматических биологических лабораторий (АБЛ) является получение ответа на вопрос о наличии или отсутствии жизни (или ее признаков) на планете. Обнаружение внеземных форм жизни существенно изменило бы наше понимание сущности жизненных процессов и явления жизни в целом. Отсутствие жизни на других планетах Солнечной системы, например, имело бы также большое значение, подчеркивая специфическую роль земных условий в процессах становления и эволюции живых форм. Неясно, до какой степени внеземные формы могут быть сходными с нашими земными организмами по биохимическим основам их жизненных процессов.

При рассмотрении проблемы обнаружения внеземной жизни надо принимать во внимание разные этапы эволюции органического вещества и организмов, с которыми в принципе можно встретиться на других планетах. Например, в отношении Марса могут представиться различные возможности от обнаружения сложных органических соединений или продуктов абиогенного В широком смысле - абиогенез - возникновение живого из неживого, то есть исходная гипотеза современной теории происхождения жизни (там же, стр. 8) синтеза и до существования развитых форм жизни. На Марсе к настоящему времени закончилась только химическая эволюция, которая привела к абиогенному образованию (как это было в сове время на Земле) аминокислот, сахаров, жирных кислот, углеводов, возможно, белков, но жизнь как таковая на планете, видимо, отсутствует. Эти вещества в той или иной степени отличаются от аналогичных соединений, встречающихся на Земле.

Возможно, что на Марсе могут быть обнаружены: первичные протобиологические Протобиологические - первоосновные живые открытые системы, отделенные мембранами от окружающей среды (относительно простые примитивные формы жизни, аналогичные нашим микроорганизмам); более сложные формы, подобные нашим простым растениям и насекомым; следы существовавшей ранее или существующей и ныне жизни; остатки высокоразвитой жизни (цивилизации) и, наконец, можно констатировать полное отсутствие жизни на Марсе. Более подробно проблема жизни на Марсе рассматривается ниже.

Критерии существования и поиска живых систем

Наши представления о сущности жизни основаны на данных по исследованию жизненных явлений на Земле. В то же время решение проблемы поиска жизни на других планетах предполагает достоверное подтверждение жизненных явлений в условиях, существенно отличных от земных. Следовательно, теоретические методы и существующие приборы для обнаружения жизни должны основываться на системе научных критериев и признаков, присущих явлению жизни в целом.

Можно считать, что ряд фундаментальных свойств живых систем земного происхождения действительно имеет ряд общих свойств, и поэтому эти свойства, несомненно, должны характеризовать и внеземные организмы. Сюда можно отнести такие хорошо известные биологам и наиболее характерные признаки живого, как способность организмов реагировать на изменение внешних условий, метаболизм, рост, развитие, размножение организмов, наследственность и изменчивость, процесс эволюции.

Не будет сомнения в принадлежности к живым системам неизвестного объекта при обнаружении у него перечисленных признаков. Но реакция на внешнее раздражение присуща и неживым системам, изменяющим свое физическое и химическое состояние под влиянием внешних воздействий. Способность к росту свойственна кристаллам, а обмен энергией и веществом с внешней средой характерен для открытых химических систем. Поиски внеземной жизни должны поэтому основываться на применении совокупности разных критериев существования и методов обнаружения живых форм. Такой подход должен повысить вероятность и достоверность обнаружения инопланетной жизни.

цивилизация внеземной жизнь солнце

О химической основе жи з ни

Исследования последних лет показали возможность синтеза разнообразных биологически важных веществ из простых исходных соединений типа аммиака, метана, паров воды, входивших в состав первичной атмосферы Земли.

В лабораторных условиях в качестве необходимой для такого синтеза энергии используется ионизирующая радиация, электрические разряды, ультрафиолетовый свет. Таким путем были получены аминокислоты, органические кислоты, сахара, нуклеотиды Вещества, состоящие из азотистого основания, углевода и остатка фосфорной кислоты (там же, стр. 901) , липиды Обширная группа природных органических соединений, включающая в себя жиры и жироподобные вещества (там же, стр. 713) , вещества порфириновой Порфирины - пигменты, широко распространённые в живой природе, участвуют в важнейших биологических процессах (там же, стр. 1040) природы и целый ряд других. По-видимому, можно считать установленным, что большинство характерных для жизни молекул произошло на Земле абиогенным путем и, что еще важнее, их синтез может происходить и сейчас в условиях других планет без участия живых систем.

Следовательно, само наличие сложных органических веществ на других планетах не может служить достаточным признаком наличия жизни. Примером в этом отношении могут быть углеродистые хондриты Каменные метеориты, то есть близкие по составу к земным горным породам (там же, стр. 531) метеоритного происхождения, в которых содержится до 5-7% органического вещества. Более подробно о хондритах будет описано ниже.

Наиболее характерная черта химического состава живых систем земного происхождения заключается в том, что все они включают углерод. Этот элемент образует молекулярные цепочки, на основе которых построены все главные биоорганические соединения, и, прежде всего белки и нуклеиновые кислоты, а биологическим растворителем служит вода. Таким образом, единственная известная нам жизнь, основа которой углеродоорганическая-белково-нуклеиново-водная.

В литературе обсуждается вопрос о возможности построения живых систем на другой органической основе, когда, например, вместо углерода в скелет органических молекул включается кремний, а роль воды как биологического растворителя выполняет аммиак.

Такого рода теоретическую возможность практически было бы очень трудно учесть при выборе методов обнаружения и конструирования соответствующей аппаратуры, поскольку наши научные представления о жизни основаны только на изучении свойств земных организмов.

Роль и значение воды в жизнедеятельности организмов также широко обсуждается в связи с возможной заменой аммиаком или другими жидкостями, кипящими при низких температурах (сероводород, фтористый водород). Действительно, вода обладает рядом свойств, обеспечивающих ее роль в качестве биологического растворителя. Сюда относятся амфотерный Способность некоторых веществ к проявлению и основных и кислотных свойств (там же, стр. 52) характер воды и ее способность к самодиссоциации на катион Н+ и анион ОН-, высокий дипольный момент и диэлектрическая постоянная, малая вязкость, высокие удельная теплоемкость и скрытая теплота превращения, предохраняющие организмы от быстрых изменений температуры. Кроме того, роль воды в биологических системах включает факторы стабилизации макромолекул, которые обеспечиваются общими структурными особенностями воды.

В целом можно считать, что углеродоорганическо-водно-химическая основа жизни является общим признаком живых систем.

Характерным признаком структурной организации живых систем является одновременное включение в их состав, помимо основных химических элементов С, Н, О, N, целого ряда других, и прежде всего серы и фосфора. Это свойство может рассматриваться в качестве необходимого признака существования живой материи.

Но специфичность живой материи, не смотря на все это, нельзя сводить лишь к особенностям физико-химического характера ее основных составных элементов - структурных единиц живого, имеющих абиогенное происхождение.

Общие динамические сво й ства живых систем

В качестве исходных представлений при толковании экзобиологических экспериментов необходимо принимать во внимание динамические свойства живых систем. Развитие и эволюция биологических систем шли в основном по пути совершенствования форм взаимодействия между элементами и способов регуляции состояния системы в целом. Жизнь неразрывно связана с существованием открытых систем, свойства которых во многом зависят от соотношения скоростей процессов обмена энергией и массой с окружающей средой.

Результаты исследования динамических свойств открытых систем методами математического моделирования позволили объяснить целый ряд их характерных черт, в частности установление в системе при сохранении постоянных внешних условий стационарного колебательного режима, который наблюдается на разных уровнях биологической организации. Это свойство является важным признаком высокой степени организации системы, что в свою очередь можно рассматривать как необходимые условия жизни.

Роль света в поддержании жизни

Важным аспектом проблемы внеземной жизни является необходимость внешнего притока энергии для ее развития. Солнечный свет, главным образом в ультрафиолетовой области спектра, играл существенную роль в процессах абиогенного синтеза необходимым притоком свободной энергии, но заключалось также и в фотохимическом ускорении дальнейших превращений. Жизнедеятельность первичных живых систем также могла во многом определяться фотохимическими реакциями входящих в их состав соединений. Многие организмы, не имеющие прямого отношения к современному фотосинтезу, тем не менее, изменяют свою активность при освещении. Так, явление фотореактивации клеток организмов видимым светом после поражающего действия ультрафиолетовых лучей, очевидно, является в эволюционном отношении древним процессом, возникшим в то время, когда первичные живые системы выработали механизмы защиты от деструктивного действия падавшего на Землю ультрафиолетового света.

Следует отметить, что свет мог и не являться единственным источником энергии на ранних этапах эволюции органических соединений. Эту роль могла выполнять и химическая энергия, освобождаемая, например, в реакциях конденсации в неорганический полифосфат или в реакциях окисления, впоследствии составивших энергетическую основу хемосинтеза. Однако в целом жизнь для своего возникновения и развития требует, очевидно, постоянного внешнего притока свободной энергии, роль которого на Земле и выполняет солнечный свет. Поэтому свет и играет важную роль на всех этапах эволюции жизни, начиная с абиотического синтеза первичных живых систем и кончая современным фотосинтезом, обеспечивающим образования органических веществ на Земле.

Очевидно, существование фотосинтеза в той или иной форме как процесса полезной утилизации энергии в биологических системах является важным критерием существования развитой жизни.

Можно заключить, что независимо от конкретной химической структуры фотосинтетического аппарата общим свойством фотобиологических процессов утилизации световой энергии является наличие такой последовательности реакций: поглощение света и возбуждение молекул пигментов; делокализация электрона (дырки); перенос электрона (дырки) по открытой цепи окислительно-восстановительных соединений; образование конечных продуктов с запасанием в них энергии света. Существование такой фотосинтетической цепи является общим для большинства фотобиологических процессов и может рассматриваться в качестве необходимого условия существования жизни.

Таким образом, можно выдвинуть общие принципы, которыми следует руководствоваться при определении критериев существования и поиска внеземной жизни:

1) Основным свойством живой материи является ее существование в виде открытых самовоспроизводящихся систем, которые обладают структурами для сбора, хранения, передачи и использования информации.

2) Углеродосодержащие органические соединения и вода как растворитель составляют химическую основу жизни.

3) Необходимым условием жизни является утилизация энергии света, ибо прочие источники энергии обладают на несколько порядков меньшей мощностью.

4) В живых системах протекают сопряженные химические процессы, в которых происходит передача энергии.

5) В биологических системах могут преобладать асимметрические молекулы, осуществляющие оптическое вращение.

6) Различные организмы, существующие на планете, должны обладать рядом сходных основных черт.

Методы обнаружения внеземной жизни

Как уже говорилось, наиболее сильным доказательством присутствия жизни на планете будет, конечно, рост и развитие живых существ. Поэтому, когда сравниваются и оцениваются различные методы обнаружения жизни вне Земли, преимущество отдается тем методам, которые позволяют с достоверностью установить размножение клеток. А поскольку наиболее распространенными в природе являются микроорганизмы, при поиске жизни вне Земли прежде всего следует искать микроорганизмы. Микроорганизмы на других планетах могут находиться в грунте, почве или атмосфере, поэтому разрабатываются различные способы взятия проб для анализов.

В одном из таких приборов - “Гулливере” - предложено остроумное приспособление для взятия пробы для посева. По окружности прибора расположено три небольших цилиндрических снаряда, к каждому снаряду прикреплена липкая силиконовая нить. Взрыв пиропатронов отбрасывает снаряды на несколько метров от прибора. Затем силиконовая нить наматывается и, погружаясь при этом в питательную среду, заражает ее частицами прилипшего к ней грунта.

Размножение организмов в питательной среде может быть установлено с помощью различных автоматических устройств, одновременно регистрирующих нарастание мутности среды (нефелометрия), изменение реакции питательной среды (потенционометрия), нарастание давления в сосуде за счет выделяющегося газа (манометрия).

Очень изящный и точный способ основан на том, что в питательную среду добавляют органические вещества (углеводы, органические кислоты и другие), содержащие меченый углерод.

Размножающиеся микроорганизмы будут разлагать эти вещества, а количество выделившегося в виде углекислоты радиоактивного углерода определит миниатюрный счетчик, прикрепленный к прибору. Если питательная среда будет содержать различные вещества с меченым углеродом (например, глюкозу и белок), то по количеству выделившейся углекислоты можно составить ориентировочное представление о физиологии размножающихся микроорганизмов.

Чем больше разнообразных методов будет использовано для выявления обмена веществ у размножающихся микроорганизмов, тем больше шансов получить достоверные сведения, так как некоторые методы могут подвести, дать ошибочные данные.

Например, питательная среда может помутнеть и от попавшей в нее пыли (как, возможно, было с “Викингами” в 1976 г., см. ниже). Когда клетки микроорганизмов размножаются, интенсивность всех регистрируемых и передаваемых на Землю показателей непрерывно нарастает. Динамика всех этих процессов хорошо известна, а она надежный критерий действительного роста и размножения клеток. Наконец, на борту автоматической станции может быть два контейнера с питательной средой, и как только в них начинается нарастание изменений, в один из них автоматически будет добавлено сильнодействующее ядовитое вещество, полностью прекращающее рост. Продолжающееся изменение показателей в другом контейнере будет надежным доказательством биогенного Биогенез - образование органических соединений живыми организмами (там же, стр. 140) характера наблюдаемых процессов.

Необходимо также обратить внимание на то, что конструируемые приборы не должны быть чрезмерно чувствительными, так как перспектива “открыть” жизнь там, где ее реально нет, весьма неприятна.

С другой стороны, прибор не должен дать отрицательный ответ, если жизнь на исследуемой планете действительно существует. Именно поэтому надежность и чувствительность предполагаемой аппаратуры усиленно обсуждается и уже претворяется в жизнь.

Хотя размножение микроорганизмов и является единственным бесспорным признаком жизни, это не значит, что не существует иных приемов, позволяющих получить ценную информацию. Некоторые краски, соединяясь с органическими веществами, дают комплексы, легко обнаруживаемые, так как они обладают способностью к адсорбции Поглощение вещества из газовой или жидкой среды поверхностным слоем твёрдого тела или жидкости (там же, стр. 24) волн строго определенной длины. Один из предложенных методов основан на применении масс-спектрометра, который устанавливает обмен изотопа кислорода О18, происходящий под влиянием ферментов микробов у таких соединений, как сульфаты, нитраты или фосфаты. Особенно хорошо и, главное, разнообразно применение люминесценции. С ее помощью не только констатируют энзимотическую Энзимология - раздел биохимии, изучающий ферменты и катализируемые ими реакции (там же, стр. 1545) активность, но при применении некоторых люминофоров Люминофоры - органические и неорганические вещества, способные светиться под действием внешних факторов (там же, стр. 733) возможно свечение ДНК, содержащейся в клетках бактерий.

Следующий этап в исследованиях - применение портативного микроскопа, снабженного поисковым устройством, способным отыскивать в поле зрения отдельные клетки.

Обсуждается также возможность использования электронного микроскопа для изучения структурных элементов микробной клетки, не видимых в оптический микроскоп. Применение электронного микроскопа в сочетании с портативностью может чрезвычайно расширить возможности морфологических Морфология - наука о форме и строении организмов (там же, стр. 832) исследований, что, как мы знаем из современной биологии, особенно важно для изучения внутренней молекулярной структуры составных элементов живого. Важной электронной особенностью является возможность сочетания ее с телевизионной техникой, поскольку они имеют общие элементы (источник электронов, электромагнитные фокусирующие линзы, видиконы Видикон - передающая телевизионная трубка, с электропроводящей мишенью из фоторезистора (там же, стр. 219)).

Специальные устройства будут передавать на Землю (в общем, этот принцип уже использовался на практике) видимые микроскопические картины. Здесь уместно отметить, что в задачи экзобиологии входит обнаружение не только существующей теперь жизни, но также палеобиологические Палеобиологические - древне биологические (там же, стр. 955) исследования. АБЛ см. стр. 3 должна уметь обнаружить возможные следы бывшей жизни. В методическом отношении эта задача будет облегчена применением микроскопов с различным увеличением.

Самым сложным вопросом в методическом отношении будет возможность существования форм жизни, более просто организованных, чем микроорганизмы. Действительно, эти находки, вероятно, представят гораздо больший интерес для решения проблемы возникновения жизни, чем обнаружение таких относительно живых существ, как микроорганизмы.

В методическом отношении экзобиология находится в более трудном положении (несмотря на небольшой опыт запусков АБЛ), чем другие дисциплины, изучающие планеты с других точек зрения. Эти дисциплины имеют возможность изучать планеты на расстоянии с помощью различных физических методов и получать очень ценную информацию о свойствах планет.

До сих пор мало методов, позволяющих аналогичным образом получить сведения о внеземной жизни. Для этого АБЛ должна находиться на поверхности планеты. Мы приближаемся к такой возможности. И трудно будет переоценить значение тех данных, которые мы тогда получим.

Таким образом, можно условно разделить все методы на три группы:

1) Дистанционные методы наблюдения определяют общую обстановку на планете с точки зрения наличия признаков жизни. Дистанционные методы связаны с использованием техники и приборов, расположенных как на Земле, так и на космических кораблях и искусственных спутниках планеты.

2) Аналогичные методы призваны произвести непосредственный физико-химический анализ свойств грунта и атмосферы на планете при посадке АБЛ. Применение аналитических методов должно дать ответ на вопрос о принципиальной возможности существование жизни.

3) Функциональные методы предназначаются для непосредственного обнаружения и изучения основных признаков живого в исследуемом образце. С их помощью предполагается ответить на вопрос о наличии роста и размножения, метаболизма, способности к усвоению питательных веществ и других характерных признаков жизни.

АБЛ для экзобиологических исследований

Хотя о пилотируемых полетах на другую планету в данное время вопрос не стоит (где человек уже вплотную визуально смог бы провести исследования), АБЛ вполне (хотя и не полностью) могут уже заменить человека сегодня: рассмотренные методы обнаружения жизни вполне осуществимы в настоящее время с технической точки зрения. Именно с их помощью можно рассчитывать не только на обнаружение инопланетных живых форм, но и на получение их определенных характеристик.

Однако очевидно, что в отдельности ни одни из предложенных методов обнаружения не дает данных, допускающих однозначную трактовку с точки зрения наличия жизни.

Это отличается от методических экспериментов, предназначенных для измерения тех или иных физических параметров других небесных тел или межпланетного пространства.

Многое показывает, что единственным подходом в проведении экзобиологических исследований является создание АБЛ, в которой отдельные методы по обнаружению жизни могли бы быть конструктивно объединены, а их применение регламентировано единой программой функционирования АБЛ.

В настоящее время технически неосуществимо создание таких АБЛ, в которых были бы представлены все известные методы обнаружения.

Поэтому в зависимости от конкретных целей, сроков запуска и времени жизни космических станций на поверхности планеты конструкции АБЛ имеют различный приборный состав.

Пока еще биологические лаборатории предназначены для ответа на основной вопрос о самом существовании жизни, и поэтому все предлагаемые проекты АБЛ имеют целый ряд общих черт. В конструктивном отношении АБЛ должна иметь собственное заборное устройство или обеспечиваться образцами за счет заборного устройства, общего для всей космической станции, частью которой является АБЛ. После забора образца он поступает в дозатор распределитель, а затем в инкубационное отделение, где при определенной температуре и освещении происходит выращивание микрофлоры и обогащение материала образца. Эти процессы можно вести в различных режимах, начиная от полного сохранения первоначальных планетных условий и кончая созданием температуры, давления и влажности, близких к земным

В связи с этим в конструкции АБЛ предусматривается существование систем, наполняющих емкости под определенным давлением, систему вакуумных клапанов для отделения АБЛ от наружной атмосферы после забора пробы.

Необходимым элементом является и устройство для поддержания определенной температуры, как в блоке выращивания микроорганизмов, так и непосредственно в измерительной ячейке, где производится снятие оптических параметров образца.

Через определенный промежутки времени, по мере развития микрофлоры, материал образца в твердом и растворенном виде анализируется с помощью функциональных, а также некоторых аналитических методов. При этом предполагается, что информация о наличии на планете общих предпосылок для существования жизни (температура, состав атмосферы, присутствие органических веществ) должна быть получена с помощью дистанционных и аналитических методов.

Трудно переоценить тот вклад, который будет сделан в случае обнаружения инопланетных форм жизни. Однако отсутствие жизни на планетах Солнечной системы не исключает развития экзобиологии как науки, так как не является препятствием на пути дальнейшего совершенствования методов автоматического обнаружения и снятия характеристик живых систем.

Результаты этой области, являющейся частью биологического приборостроения, несомненно, найдут широкое применение, как в современной биологической науке, так и в других областях человеческой деятельности, не говоря уже о задачах освоения космического пространства и необходимости в связи с этим автоматического контроля за состоянием живых систем в этих условиях.

Практический обзор поиска и исследований внеземных форм жизни

В предыдущих главах рассмотрены теоретические аспекты проблемы поиска и исследований внеземных форм жизни, теперь рассмотрим практическое решение этого вопроса. Хотя с момента полета первого человека в космос не прошло и 35 лет, но у ученых появилось столько новой информации о телах Солнечной системы, сколько ее не было за века исследований до этого, причем во много раз больше. Поток такой информации связан с наличием у современной науки таких помощников, как АБЛ (о них говорилось выше). Именно они своей работой на данный момент смогли заменить человека при исследовании планет Солнечной системы, где могла бы быть жизнь.

Нельзя забывать того, что если существующая где-то живая материя имеет иную качественную и структурную химическую организацию и, следовательно, в процессах питания, дыхания и выделения участвуют совершенно другие вещества, положительный ответ автоматических аппаратов, работающих по программе земных критериев, вообще не может быть получен.

Для решения задач обнаружения жизни вне Земли нужна правильная постановка вопросов (с учетом выше сказанного), которые можно разбить на три большие группы:

1) Обнаружение на планетах химических соединений, подобных аминокислотам и белкам, которые обычно связываются с жизнью на Земле.

2) Обнаружение признаков обмена веществ - поглощаются ли питательные вещества земного типа внеземными формами.

3) Обнаружение форм жизни, подобных земным животным, отпечатков жизненных форм в виде ископаемых или признаков цивилизации.

Хотя жизнь теоретически возможна на любой из планет, на их спутниках и на астероидах, наши возможности контактного исследования, то есть посылки аппаратуры, пока ограничены Луной, Марсом и Венерой.

Луна

Большинство ученых считают Луну абсолютно “мертвой” (отсутствие атмосферы, различные излучения, не встречающие препятствия на пути к поверхности, большие перепады температуры и т. д.). Однако некоторые формы могут жить в тени кратеров, особенно если, как показывают последние наблюдения и исследования, там все еще протекает вулканическая деятельность с выделением тепла, газов и водяных паров. Вполне возможно, что, если жизни на Луне нет, то она может быть уже заражена, при несоблюдении карантина (хотя есть данные, показывающие обратное), земной жизнью после прилунения на ней космических аппаратов и кораблей и, возможно, метеоритами, если они могут явиться переносчиками жизни.

Венера

Венера также, по-видимому, безжизненна. Но по другим причинам. Согласно измерениям, температуры на поверхности Венеры слишком высоки для жизни земного типа, а ее атмосфера также негостеприимна. Учеными обсуждалось немало идей на эту тему. Авторы работ по данной теме касались возможности существования биологически активных форм, как на поверхности, так и в облаках.

В отношении поверхности можно утверждать, что большинство органических молекул, входящих в состав биологических структур, испаряются при температурах, намного меньших 5000С, а протеины изменяют свои естественные свойства. К тому же на поверхности нет жидкой воды. Поэтому земные формы жизни, по-видимому, можно исключить. Довольно нереальными представляются другие возможности, включающие своего рода “биологические холодильники” или структуры на основе кремнийорганических соединений (как уже упоминалось выше).

Значительно более благоприятным представляются условия в облаках, соответствующие земным на уровне около 50 - 55 км над поверхностью Венеры, за исключением преобладающего содержания СО2 и практического отсутствия О2.

Тем не менее в облаках имеются условия для образования фотоавтотроф Фотоавтотрофы - организмы, синтезирующие из неорганических веществ все необходимые для жизни органические вещества, используя энергию света и фотосинтеза (Советский энциклопедический словарь, Москва «Советская Энциклопедия» 1985г., стр. 17) . Однако в условиях атмосферы существенная трудность связана с удержанием таких организмов вблизи уровня с благоприятными условиями, так чтобы они «не увлекались» в нижележащую горячую атмосферу.

Чтобы обойти эту трудность, учёные Моровиц и Салан выдвинули предположение о венерианских организмах в форме изопикнических С равной плотностью (гр. pyknos плотный) баллонов (фотосинтетических), заполняемых фотосинтетическим водородом.

Это все пока только гипотезы, едва ли они могут рассматриваться как с точки зрения возникновения жизни в облаках, так и своего рода “остатков” биологических форм, некогда существовавших на планете. Конечно, это не исключает того, что в определенный период своей истории Венера обладала значительно более благоприятными условиями, пригодными для проявления биологической активности.

Спецификой эволюции, особенностями теплообмена, природой облаков, характером поверхности далеко не исчерпываются проблемы Венеры, продолжающей, несмотря на огромные успехи, достигнутые за последние годы, в ее изучении, по праву сохранять за собой название планеты загадок.

Раскрытие этих загадок, несомненно, обогатит как планетологию, так и другие науки новыми фундаментальными открытиями. Мощность газовой оболочки, своеобразный тепловой режим, необычность собственного вращения и другие особенности резко выделяют Венеру из семьи планет Солнечной системы. Что породило такие необычные условия? Является ли атмосфера Венеры “первичной”, свойственной молодой планете, или такие условия возникли позже, в результате необратимых геохимических процессов, обусловленных близостью Венеры к Солнцу, - эти вопросы заслуживают самого пристального внимания и требуют всесторонних дальнейших исследований, вплоть до пилотируемого полета к столь интересной планете.

Марс

Самая исследуемая сейчас планета, на которой ведутся поиски, - Марс, но не все ученые соглашаются с тем, что на ней могут существовать какие-то формы жизни. Некоторые считают Марс необитаемым. С учетом этого остановимся на этой планете подробней. Аргументы против жизни на Марсе убедительны и хорошо известны, приведем некоторые.

Температура

Средняя температура почти -550С (на Земле + 150С). Температура всей планеты может упасть до рассвета до -800С. В середине марсианского лета близ экватора температура составила +300С, но, возможно, в некоторых областях поверхность никогда не нагревается до 00С.

Атмосфера

Как показали полеты “Маринеров”, общее давление лежит в области 3-7 Мб (на Земле 1000 Мб). При этом давлении вода будет быстро испаряться при низких температурах. Атмосфера содержит небольшое количество азота и аргона, но главная масса - углекислота, что должно благоприятствовать фотосинтезу; но еще меньше в марсианской атмосфере кислорода. Правда, многие растения могут жить и без него, но для большинства земных он необходим.

Вода

Наблюдая полярные шапки, астрономы сделали вывод, что они состоят из воды. Считалось, что они могут состоять из твердой углекислоты (сухого льда). В атмосфере не раз наблюдались облака различных типов, по-видимому, состоящих из ледяных кристаллов (вообще образование облаков на Марсе - редкость). Спектроскопически Спектроскопия - раздел физики, посвящённый изучению спектров электромагнитного излучения (там же, стр. 1251) недавно была обнаружена вода, но влажность там должна быть очень низкой. Это может указывать на смачивание почвы влагой атмосферы, хотя такое явление бывает очень редко. Не видно движения жидкой воды по планете, хотя перемещение воды от полюса к полюсу действительно происходит (по мере таяния южной полярной шапки северная шапка нарастает).

Ультрафиолетовое излучение

Практически все ультрафиолетовое излучение Солнца проникает сквозь разреженную атмосферу до поверхности планеты, что пагубно влияет на все живое (на земное, по крайней мере). Уровень космического излучения выше, чем на Земле, но по большинству расчетов он не опасен для жизни.

Тем не менее климат Марса и атмосфера отдаленно аналогичны земным. Эта планета свободна от заражения веществами земного происхождения. Поэтому обнаружение жизни на ней наиболее вероятно.

Интересные наблюдения о Марсе и Луне

Не смотря на все эти доводы о том, что жизни, подобной земной, на других планетах не может существовать, ряд наблюдений говорит всё-таки в пользу ее существования столь убедительно, что нельзя не упомянуть о них. Приведем некоторые из них.

· Марс

Участки марсианской поверхности, которые ученые называют морями, обнаруживают все признаки жизни: во время марсианской зимы они тускнеют или почти исчезают, а с наступлением весны полярные шапки начинают отступать, и тогда “моря” немедленно начинают темнеть. Это потемнение продвигается к экватору, тогда как полярная шапка отступает к полюсу. Трудно придумать этому явлению другое объяснение, кроме того, что потемнение вызывается влагой, возникшей при таянии полярной шапки.

Постепенное продвижение потемнения от края полярной шапки к экватору совершается с постоянной скоростью, одинаковой из года в год. В среднем фронт потемнения движется к экватору со скоростью 35 км/сутки. Само по себе это невероятно, поскольку скорость ветра на поверхности Марса (движение желтых пылевых облаков) достигает 48-200 км/час и для него типична форма гигантских циклонов. Все это выглядит аномалией, если считать, что потемнение почвы обусловлено переносом влаги из полярных шапок атмосферными течениями. Во всяком случае, физические теории, выдвигавшиеся до сих пор для объяснения этого явления, были отвергнуты.

Иногда марсианские “моря” покрываются слоем желтой пыли, но через несколько дней появляются снова. Если эти моря состоят из марсианских организмов, эти организмы должны или прорасти сквозь пыль, или “стряхнуть” ее с себя. Поразительна “плотность” марсианских “морей” сравнительно с окружающими их так называемыми “пустынями”. Если “моря” так хорошо фотографируются сквозь красный фильтр, то, значит, они состоят из организмов, покрывающих почву сплошным слоем (аналогично наблюдение наших пустынь с самолета с высоты, такой, чтобы отдельных растений нельзя было различить).

В марсианских “морях” и “пустынях” иногда прослеживаются быстрые, происходящие на протяжении нескольких лет изменения. Так, в 1953 г. появилась темная область величиной с Францию (Лаоконов узел).

Она появилась там, где в 1948 г. была пустыня. Если такое нашествие на “пустыню” совершили марсианские растения, то они, очевидно, не просто существуют, но и активно живут. Это наблюдение так поразительно, что можно подумать о Марсианском разуме, отвоевавшем для себя часть “пустыни” с помощью агротехники. Сделанные аппаратами “Маринер” снимки показывают, что в областях, называемых астрономами “морями”, кратеры расположены наиболее густо. Так или иначе - вероятно, что жизнь могла зародиться на дне кратеров и затем перейти на возвышенности между ними. В очень хороших условиях видимости марсианские “моря” действительно распадаются на множество мелких деталей, но у нас нет оснований считать, что сейчас жизнь ограничивается лишь дном марсианских кратеров, так как “моря” слишком обширны для такого объяснения.

Не так давно И. С. Шкловским была выдвинута гипотеза о том, что спутники Марса могут быть искусственными. Они двигаются по почти круговым, экваториальным орбитам, и в этом смысле они отличаются от естественных спутников любой другой планеты Солнечной системы. Они находятся на близком расстоянии от Марса и по величине очень небольшие (около 16 и 8 километров в диаметре). По всей видимости, их отражательная способность больше, чем у Луны. Ускорение при движении одного из спутников происходит таким образом, что есть основание допустить, что спутники представляют полую сферу.

На поверхности Марса иногда наблюдаются очень яркие световые вспышки. Иногда они продолжаются по 5 минут, а вслед за этим возникает расширяющееся белое облако. У некоторых ученых сложилось впечатление, что с 1938 года - первого известного такого случая - такое событие повторялось 10-12 раз. Яркость вспышки эквивалентна яркости взрыва водородной бомбы. Такой яркий голубовато-белый свет едва ли может быть вулканическим, а взрыв упавшего метеорита не мог бы продолжаться так долго. Но в то же время вряд ли это термоядерный взрыв.

Являются ли так называемые вспышки на поверхности Марса феноменом или каким-то продуктом разума? Для ответа на этот вопрос надо будет исследовать Марс непосредственно…

Каналы. Эти образования на Марсе долго были предметом спора как возможное доказательство разумной жизни. У этой замкнутой сети линий, которая становится видимой при благоприятных условиях в нашей атмосфере и на поверхности Марса, должно быть объяснение. Первая особенность в том, что это замкнутая сеть, у которой лишь очень немногие линии попросту обрываются в “пустынях”, не присоединяясь ни к чему другому. Вторая - в том, что линии сетки пересекаются в темных пятнах, названных оазисами. На Луне нет ничего похожего. И эта сеть непохожа на линии сброса или трещины между метеоритными кратерами на поверхности Земли. Но города на дне кратеров наверняка будут соединены сетью коммуникаций, включая подземную оросительную систему, вдоль которой располагаются ”фермы” (этим, может быть, объясняется ширина каналов - до 30 - 50 километров). Сейчас можно сказать, что наблюдавшиеся на Марсе серые линии необычно правильной геометрической формы - результат сложной и недостаточно исследованной оптической иллюзии, возникающей при наблюдении планеты, а также при фотографировании в слабые телескопы или при плохом качестве изображения. На снимках, полученных с космических станций, сетка “каналов” на Марсе отсутствует, тем не менее, отдельные естественные квазилинейные образования существуют. Но среди них крупные не имеют достаточно правильной формы, а мелкие ни при каких условиях не могли быть замечены с Земли.

Итак, на Марсе имеется сложная сеть каналов, сезонные изменения окраски, спутники, яркие световые вспышки, за которыми следуют белые облака. Самое простое объяснение этому - на Марсе есть жизнь, или, по крайней мере, могла бы быть. Исходя из выше сказанного и учитывая последние данные, можно предположить, что там, возможно, есть и разум. Эта возможность достаточно велика, чтобы оправдать всякие усилия для достижения Марса и исследования его поверхности.

Также имеются особо интересные факты, касающиеся возможного существования жизни и на Луне. Несомненно, эти факты чисто субъективны, и их невозможно доказать, но, тем не менее, они также очень правдоподобны, чтобы им не поверить.

Вот один из таких фактов.

Утром 16 июля 1969 года со стартовой позиции 39А Центра космических полетов имени Кеннеди в дыму и пламени вверх устремилась ракета с кораблем «Аполлон-11». Через несколько часов полета к Луне астронавты Нейл Армстронг, Майкл Коллинз и Эдвин Олдрин доложили, что их корабль преследуется какими-то «светящимися шарами», которые повторяют все маневры «Аполлона».

Центр в Хьюстоне не на шутку встревожился. Выдвигается множество версий, одна из них - это русские торпеды. В тягостном ожидании проходит три дня, но взрыва так и не последовало. От мысли, что это «всего лишь НЛО», никому не делается легче, тем более что нервы и без того накалены до предела...

Впоследствии помощник Армстронга вспоминал: «На удалении в четверть пути от Луны к «Аполлону» приблизились на расстояние трех футов 1 фут равен 30,48 см; 3 фута - около метра три неизвестных объекта... Когда модуль стал снижаться для посадки, три НЛО диаметром 15-30 метров прилунились на краю кратера».

После посадки на поверхность Луны 20 июля в Хьюстон вновь поступает тревожная информация. «Вижу множество небольших кратеров... Они диаметром от 6 до 15 метров... На расстоянии около полумили 1 миля равна 1,61 км; полмили - около 800 м от нас видны следы, которые похожи на оставленные танком...».

Внезапно телезрители слышат странные звуки, напоминающие одновременно свист локомотива и работу электропилы. Обеспокоенный оператор НАСА спрашивает: «Вы уверены, что связались с НИМИ?» Астронавты проверяют передатчик, становится ясно, что таинственный сигнал поступает из другого места.

Армстронг переходит для связи с Хьюстоном на другую частоту: «Что это? Я хотел бы знать правду, что это такое?» Оператор тоже ничего не понимает: «Что происходит? Что-нибудь не в порядке?». Ответ экипажа: «Здесь находятся большие объекты, сэр! Огромные! О, Боже! Они стоят с другой стороны кратера и наблюдают за нами!..»

Лишь через пять часов, когда нервное напряжение несколько спало, Армстронг и Олдрин решают, наконец, выйти из корабля, но перед этим предупреждают Коллинза, чтобы он был готов к немедленному бегству с Луны. Армстронг оставляет на поверхности Луны силиконовую капсулу с записями приветствий на 74 языках и отрывком из кодекса США о воздушной и космической навигации. Пройдя около ста метров по лунной поверхности, астронавты через два с половиной часа возвращаются на корабль, взлетают и стыкуются с орбитальным модулем.

Во время лунной программы таинственные объекты видели не только с «Аполлона-11» - из неофициальных источников стало известно, что дважды какие-то диски со скоростью 11000 км/час сближались с «Аполлоном-8», у которого в эти моменты отказывали приборы и радиоаппаратура. А астронавты Стаффорд и Сернан с «Аполлона-10» над поверхностью Моря Смита засняли на пленку полет неизвестного белого объекта.

14 ноября 1969 года к летящему к Луне «Аполлону-12», повторяя все его маневры, вновь пристраиваются два неизвестных светящихся объекта и на протяжении 150 тысяч миль сопровождают его. Тем не менее, полет проходит без заминок, астронавты прилуняются в районе Океана Бурь без кораблекрушения. Командир Чарльз Конрад радостно восклицает: «Нам повезло! Выходит, что они хорошо к нам относятся!» Экипажу «Аполлона-13», который также преследовали таинственные огни, повезло меньше: 13 апреля 1970 года на борту корабля неожиданно взорвался кислородный баллон и астронавтам едва хватает воздуха, чтобы, отказавшись от высадки в районе Фра Мауро, немедленно вернуться на Землю. Конечно же, сразу возникла легенда о том, что этот взрыв - дело рук «старого знакомого» - НЛО, не позволившего «Аполлону», на борту которого была атомная бомба, привезти ее на Луну для сейсмических исследований.

Таинственный кратер Фра Мауро через девять месяцев вновь не подпустил к себе земных исследователей. Алан Шепард и Эдгар Митчелл с «Аполлона-14» попросту... заблудились на его склонах! В узкий люк корабля они протиснулись лишь после того, как в Центре Управления Полетами решили, что запас кислорода в их скафандрах уже иссяк... Вернувшись с Луны (и «с того света»), астронавты немедленно подали в отставку, так и не поведав миру о том, каким образом им удалось спастись. Уже спустя много лет Митчелл признался, что вблизи кратера ему привиделся седобородый старик, по внешности очень напоминающий знаменитого Порфирия Иванова.

Но астронавты не только видели на Луне странные явления, многое они сумели запечатлеть на фотопленку. Самые известные из этих снимков: огромная буква, снятая на поверхности экипажем «Аполлона-14», и большой цилиндрический объект над кратером с заостренными концами.

В ноябре 1970 года в предгорьях Апеннин прилуняется посадочный модуль «Аполлона-15», астронавты Скотт и Ирвин получили возможность покататься по лунной пыли верхом на луноходе. В это же время их компаньон Уорден фиксирует других лунных «лихачей» - на бреющем полете над Луной пронеслось какое-то огромное тело.

В апреле 1972 года настала очередь оседлать вездеход в районе кратера Декарт экипажу «Аполлона-16». На склонах гор они вдруг заметили движущиеся объекты, немедленно доложили об этом в Хьюстон и навели на них телекамеры. Оба астронавта наблюдали и полет большого НЛО у поверхности Луны. Третий член экипажа, Маттингли, подтвердил с орбиты, что это не галлюцинация. Командир Джон Янг привез тогда на Землю не только воспоминания и видеозаписи, в лунной пыли он обнаружил... стеклянную призму, возраст которой оценивается в миллиарды лет!

Последним из двенадцати человек, побывавших на Луне, был геолог Харрисон Шмидт, который вместе с командиром Юджином Сернаном подобрал на окраине Моря Ясности странное оранжевое стеклышко совсем неясного происхождения. Оба они затем видели на склоне горы несколько перемещающихся объектов также оранжевого цвета. 15 декабря 1972 года лунный модуль «Аполлона-17» покинул «гостеприимную» спутницу Земли.

Осенью 1973 года НАСА все же немного приподняло завесу секретности и подтвердило, что НЛО в общей сложности наблюдали 25 астронавтов. Возглавляющий всю американскую лунную программу Вернер фон Браун высказался в журнале «Эзотера» также однозначно: «Существуют внеземные силы, которые гораздо сильнее, чем мы предполагали. Больше я не имею права ничего об этом говорить».

С 1969 года астрономы наблюдали НЛО над лунной поверхностью. Если в 60-е годы они более 300 раз фиксировали аномальные объекты на фоне видимой части ночного светила (светящиеся точки, треугольники, кресты, выбросы газа, медленно растущие борозды и. т. д.), то в наше время, в связи с уменьшением интереса к Луне, число наблюдений явно пошло на убыль (о том, что творится на невидимой стороне спутника, как и прежде, можно только догадываться). Но и сейчас еще иногда японским астрономам удается заснять на пленку проносящиеся над Луной неизвестные объекты размером до нескольких десятков километров.

Однажды Джордж Леонард, который был известным американским астрономом, долгое время занимавшийся изучением результатов лунных программ, заключил пари с приятелем-антропологом, показав ему снимок области в районе кратеров Буллиальд и Любинецкий. Условие было такое: если приятель увидит на нем то же, что и Леонард, и чего, по его мнению, не может быть никогда, вечером платит за семейный обед. Если же здравый смысл восторжествует - обед за счет Джорджа Леонарда. Через час рисунки, сделанные обоими приятелями, совпали полностью. Результат пари - за обед в китайском ресторанчике на две семьи платил антрополог.

Что же там было такого? На поверхности Луны на снимке явно просматривалась огромная шестерня колоссального механизма. И рядом другая, еще большая, с обломанными какой-то чудовищной силой зубьями. Это действительно было нечто совершенно безумное, но еще большим безумием было представить себе естественное происхождение увиденного. Кстати, приборы, доставленные в район кратера Любинецкого в рамках космических программ «Аполло», зафиксировали там повышенную сейсмическую активность. Откуда? Считается, что последние 2-3 миллиарда лет вулканическая деятельность на нашем спутнике отсутствует. Вот если бы «эта штука» работала - другое дело... Но это еще не все - тут же было расположено нечто, сильно смахивающее на генератор, с помощью которого механическая энергия превращается в электрическую. Достижение технической мысли, мягко говоря, не слишком высокого уровня. Мы бы смогли сделать нечто, если не столь крупное, то технически более совершенное. Но, может быть, это сооружение древнее - недаром оно обломано, - предположил Леонард. И вообще, можем ли мы подходить к этому с земными мерками?

Впрочем, если постараться, на Луне можно обнаружить множество механизмов и похитрее. Некоторые из них явно предназначены для добычи полезных ископаемых и разработки кратеров. Они напоминают букву Х или двух перекрещенных земляных червей.

Можно предположить, что они разрезают и отламывают края кратеров, поднимая сотни тонн груза. И это предположение не беспочвенно на ободьях кратеров просматриваются ровно разрезанные «куски», готовые к тому, чтобы их направили на перемолку.

Кстати, а что можно разрабатывать на Луне? О-о, очень многое! Железо, титан, никель, алюминий, - все это «водится» на Луне. Или, к примеру, кислород и водород из разнообразных окислов, которых на Луне очень много.

«Аполло-13» сделал три фотографии с интервалом в 50 оборотов (примерно в два дня) в районе кратера Кинга. На последней по времени фотографии из небольшого безымянного кратера что-то поднималось струей. Леонард сравнил этот снимок с более ранним и обнаружил, что на том струи не было. А на самом первом снимке в кратере обнаружилось Х-образное устройство, как раз в той точке, где спустя два дня была струя.

Очень много споров возникало и возникает насчет лунных кратеров, а особенно насчет их происхождения. Ученые в один голос отрицают их вулканическое происхождение. Ведь если это кратеры вулкана, то сам вулкан должен быть размером больше Луны. А ведь на нашей спутнице не один кратер. Возможно, что это следы, оставленные метеоритами. Многие даже предполагают искусственное происхождение лунных кратеров. И это не совсем безосновательно. Сами кратеры на Луне очень разные. Одни - обычные, круглые. Другие - точные четырех-, шести-, восьмиугольники. Таких гораздо больше на противоположной от нас, невидимой стороне Луны. Что вполне объяснимо, если они действительно рукотворные (если так можно выразиться). Ведь зачем же привлекать внимание соседей-землян?

...

Подобные документы

Обмен веществ как главное отличие живых объектов и процессов от неживых. Два основных типа биополимеров в составе живых систем: белки и нуклеиновые кислоты (ДНК и РНК). Необходимые для жизни физические и химические условия. Свойства живых систем.

контрольная работа , добавлен 22.05.2009


Понятие внеземных цивилизаций, вопрос об их возможной распространенности. Типы контактов с внеземными цивилизациями. Общее представление о галактиках и их изучении. Наша Галактика как звездный дом человечества. Межзвездная среда, понятие Метагалактики.

контрольная работа , добавлен 23.03.2011


Основные особенности и внутрисистемные связи живых систем. Наличие собственной программы их развития и способность к активному оперированию информацией. Периодический закон развития живых систем. Иерархическая функционально-структурная организация.

курсовая работа , добавлен 22.07.2009


Характеристика уровней организации жизни живых систем. Строение систем и органов человека. Понятие и роль центральной и вегетативной нервной системы. Высшая нервная деятельность и безусловные рефлексы. Сущность и биологическая роль гормонов тимуса.

контрольная работа , добавлен 23.12.2010


Главная особенность организации живых материй. Процесс эволюции живых и неживых систем. Законы, лежащие в основе возникновения всех форм жизни по Дарвину. Молекулярно-генетический уровень живых организмов. Прогрессия размножения, естестенный отбор.

реферат , добавлен 24.04.2015


Аспекты разнообразия живых систем. Открытые, закрытые, организменные и надорганизменные живые системы. Первые древнейшие доклеточные протобионты. Адаптивный смысл структурной агрегации монобионтов. Развитие живых систем как функция структурной агрегации.

курсовая работа , добавлен 21.07.2009


Анализ места света в жизни организмов, в том числе и в процессе фотосинтеза. Оценка экологических пределов выносливости организмов. Энергия солнца как практически единственный источник энергии для всех живых организмов. Сущность и значение видимого света.

презентация , добавлен 26.11.2010


Объекты биологического познания и структура биологических наук. Гипотезы возникновения жизни и генетического кода. Концепции начала и эволюции жизни. Системная иерархия организации живых организмов и их сообществ. Экология и взаимоотношения живых существ.

реферат , добавлен 07.01.2010


Физические свойства воды и почвы. Влияние света и влажности на живые организмы. Основные уровни действия абиотических факторов. Роль продолжительности и интенсивности воздействия света - фотопериода в регуляции активности живых организмов и их развития.

презентация , добавлен 02.09.2014


Основные физиологические функции воды. Обеспечение жизнедеятельности организма и соблюдение питьевого режима. Питьевые минеральные, столовые и лечебные воды. Гидрокарбонатные, хлоридные, сульфатные, смешанные, биологически активные и газированные воды.

Выходные данные сборника:

НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ПРОБЛЕМЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ (ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОБЗОР)

Акрамов Шухрат Рахматович

стажёр-исследователь-соискатель 1 года обучения

Узбекского университета мировых языков,

Художественная литература является одним из основных видов искусства. Она всегда отражала и отражает важнейшие проблемы общественной жизни, развиваясь вместе с ней. Роль литературы в познании жизни и воспитании людей весьма значительна.

Вместе с создателями замечательных литературных произве­дений читатели приобщаются к высоким идеалам истинно человеческой жизни. Творческая работа писателя всегда индивиду­альна как в путях художественного познания мира, так и в способах выражения своего миросозерцания и миропонимания.

Как считает литературовед Л.Г. Абрамович, литературное развитие неразрывно связано, с одной стороны, со всеми множащимися и усложняющимися видовыми и жанровыми формами художественных произведений, с другой стороны - с возникновением и сменой художественных методов .

Сегодня мировая художественная литература не только имеет традиционные видовые и жанровые формы художественных произведений, но и обогащается за счёт развития других форм.

Одним из таких весьма интересных явлений на современной карте мировой литературы является рождение нового жанра - научной фантастики . Хотя известный литературовед Р. Ибрагимова утверждает, что это жанр литературы, но, на наш взгляд, это является видом фантастической литературы, ведь жанром можно назвать только лишь определённый тип произведения - роман, рассказ или повесть.

Таким образом, научная фантастика на сегодняшний день признана одним из самых популярных литературных видов. В настоящее время данный вид художественной литературы, вызывающий всеобщий интерес, как бы затмил все другие её виды и привлек широчайшую читательскую аудиторию. Причины этого явления, очевидно, обусловлены успехами науки и техники, доказав­шими своё могущество и необходимость в современном обществе.

Данные об истории возникновения научной фантастики в имеющихся публикациях оказались немногочисленными.

Учёный, физик, математик и астроном, Я. Перельман впервые предложил термин «научно-фантастическая», который в 1914 году написал и опубликовал дополнительную главу «Завтрак в невесомой кухне» к роману Ж. Верна «Из пушки на Луну» в журнале «Природа и люди». В 1923 году писатель-фантаст Х. Гернсбек также впервые употребил в своём журнале «Наука и изобретение» в значении «научная фантастика» термин "scientifiction", соединив воедино слова "science" и "fiction". В дальнейшем этот термин закрепился в английском языке в виде "science fiction".

Именно с определения объекта исследования и классификации имеющегося материала начинается любая наука. Нужно признать, что отсутствует общепринятое определение термина «научная фантастика». Предложено множество определений, как со стороны литературных критиков, так и самих писателей-фантастов, а также редакторов разного рода энциклопедий.

В 1926 году Х. Гернсбек дал определение, что научная фантастика (НФ) - это вид художественной прозы, которую писали Ж. Верн, Г. Уэллс и Э.А. По, это прелестные захватывающие романтические истории, замешанные на научных данных и проро­ческом предвидении .

На наш взгляд, называться романтическими могут истории, в которых тема любви фигурирует как основная. Большинство американских и английских исследователей НФ связывают с романтикой, при этом понимание романтики неоднозначно. С одной стороны, эта тенденция к формированию мира заново, с другой - все, что мы обычно понимаем под понятием «романтика» . Такую двойственность в значение данного слова вкладывал ещё Н. Готорн, при противопоставлении романтического романа роману реалисти­ческому. Сторонником романтизма в НФ был также историк Ф. Брюс, который утверждал что «для составления полного списка предтечей научной фантастики нужно было бы рассказать все рассказы об удивительных открытиях и необычайных путешествиях во времени и пространстве и истории о странных физических явлениях, утопические фантазии» .

Б. Давенпорт определил НФ как «уникальный феномен со своим собственным языком» . В 1947 году Р. Хайнлайн предложил для фантастики краткое определение - «литература рассуждений». Название оказалось броским и удобным и в самом деле объясняло, пусть и частично, своеобразие научной фантастики и, следовательно, было охотно принято. Другой писатель фантаст - А. Кларк - дал определение: НФ - «литература изменений» , и это опреде­ление стало таким же известным, как определение Р. Хайнлайна («литература рассуждений»).

Очень похожее этому определение и понимание НФ у другого известного автора И. Ефремова: научная фантастика - «литература логических соображений» , а по мнению японского писателя К. Абе, НФ - это «литература гипотезы» .

Часто можно встретить утверждение (Б. Роберт), что научная фантастика является «литературой идей» , или «системой идей», как пишет Д. Уоллхейм. По его мнению, фантастика гораздо «больше имеет дело с идеями, нежели с литературными стилями» .

На наш взгляд, определения НФ вышеуказанных авторов (Р. Хайнлайн, А. Кларк, И. Ефремов, К. Абе, Б. Давенпорт, Б. Роберт и Д. Уоллхейм) являются идентичными.

Б. Олдис предложил назвать научную фантастику «литературой, которая изображает среду» . Это объясняется, скорее всего, упорным интересом писателей-фантастов в XX веке не человеку как таковому, а технике, к космосу, окружающим его предметам и явлениям, свойствам времени и пространства. Но здесь, возникает вопрос: может быть, специфическим предметом изображения в научной фантастике является также и искусственная среда, которую создал сам человек .

Однако Б. Олдис имеет ввиду не просто среду, а изменения в окружающем мире и их влияние на человечество, которое также может подвергнуться определённым переменам. Некоторые исследо­ватели и критики пишут о научных открытиях и их влиянии на человека, о влиянии научно-технического прогресса на челове­ческое общество. Именно это имел и ввиду в 1953 году писатель-фантаст А. Азимов, предложив назвать данный вид литературы «социальная научная фантастика» . Социальные последствия научных открытий многократно рассматривались как главный предмет отображения действительности в НФ критиками стран бывшего СССР .

В терминах А. Азимова «социальная научная фантастика» и Б. Олдиса «литература, изображающая среду» говорится об одном и том же ― в научной фантастике повествуется о катастрофических переменах, нарастающих в человеческом социуме, которые являются результатом научно-технического прогресса в его идеальном (познание мира) и материальном (техника, изобретение) выражении, и эти перемены неизбежно отражаются на судьбах и психике людей .

Таким образом, можно заметить, что в основе определения НФ последних двух авторов лежит развитие научно-технического развития и его тесная связь с научной фантастикой.

Вышеупомянутый писатель-фантаст и редактор Х. Гернсбек дал определение научной фантастике: «литература предвидения в сфере прогресса материального» . Взгляд на НФ как на некую разновидность футурологии высказывался в критике 1920-х годов, когда считалось, что она изображает будущее, часто технику и науку грядущего, старается предугадать некие конкретные черты будущего. Данная точка зрения находит единомышленников и в нынешнее время. Например, Д. Левингстон определяет научную фантастику как «существенную часть футурологии» , также писатель Л. Дел Рей утверждает, что главным в природе научной фантастики является предсказание, предвидение.

Итак, анализируя высказывания данных писателей, можно предположить, что НФ стремится непосредственно предсказать будущее, его определённый облик.

Но огромное количество критиков держится другого мнения, на наш взгляд, близкого к истине: в произведениях о грядущем они видят прямые пророчества и предвидения, показ «иного» мира, отличающегося от сегодняшнего, измененных амбиций, подготовки человека к вероятным переменам, формирования более устойчивой и гибкой человеческой психики. А. Кларк, разъясняя свое определение НФ как «литературы изменений», отмечает, что данный вид литературы способствует адаптации читателей к миру, грядущему и уже наступающему. Похожие мнения высказывались критиками стран бывшего СССР .

Р. Конквест предложил квалифицировать НФ как «литературу возможностей», потому что научная фантастика изображает предпо­лагаемые, возможные перемены, а не реальные, помогая этим психике человека не опешить перед переменами реальными. Одна из его статей в сборнике «Научная фантастика сегодня и завтра» так и именуется: «Научная фантастика и адаптация человека к переменам» .

Например, писатель-фантаст Р. Хайнлайн предложил в 1959 году развернутое определение научной фантастики: «реалистическое рассуждение о возможных будущих событиях, основанное строго на адекватном знании реального мира, прошлого и настоящего и полного понимания природы и значения научного метода» . По мнению его коллеги Р. Стерлинга, «фантазия делает невоз­можное ― вероятным, научная фантастика делает невероятное возможным». Р. Дел Лестер замечает, что причина отсутствия удовлетворяющего всех определении НФ в том, что не легко очертить границы научной фантастики.

До сих пор вызывает много вопросов толкование термина «научный» по отношению к фантастике. Так, например, Е. Ковтун предложил изменить слово «научная» на слово «рациональная», назвав несколько причин. Основной из них является то, что в составе термина «научная фантастика» прилагательное «научный» является не вполне корректным.

Термин «рациональная фантастика» по его взгляду, точнее отражает самую важную сторону, своебразие этого вида фантасти­ческой литературы: рациональное в противовес традиционной для предшествующей фантастики «сверхъестественной» мотивации фантастической посылки.

По мнению Е. Ковтуна, рациональная фантастика (РФ) ― несколько более широкое понятие, чем НФ, потому что оно состоит из равных двух подтипов фантастики с логической посылкой, которая имеет разнообразные закономерности художественности: именно научную (её называют «твёрдой», или научно-технической) и социальную фантастику. Далее он даёт свое определение рациональной фантастике: «Рациональная фантастика обозначает вид прозы, где повествуется невозможная в известной нам реальности ситуация, но по гипотезе вероятностная, имеющая отношение к тем или иным открытиям в технике и науке» .

Более перспективным мы считаем определение, предложенное Г. Гуревичем: «Научной считается та фантастика, где именно материальными силами создается необыкновенное: человеком или природой, посредством техники и науки» .

Но следует уточнить: фантастический компонент в научной фантастике (вовсе необязательно) должен быть строго «научным» в академическом толковании данного термина, так как крайне затруднительны в объяснении некоторые факты, например, на какой науке обоснованы идеи гиперпространственного звездолёта, машины времени, индивидуального бессмертия, антигравитатора. В основе многих научно-фантастических идей лежат вымышленные авторами, а не реальные научные дисциплины: психоистория, биполярная математика и т. п. По-видимому, основное требование научности в этом смысле ― отсутствие любых противоречий с нынешней наукой. К примеру, в произведениях братьев Стругацких межзвёздные полёты совершаются посредством некоего эффекта, названной писателями «эпсилон-деритринитацией», А. Азимов предлагает «гиперпрыжок», С. Снегов вводит идею «теории Танева» и т. д. Конечно, ни одна из этих предложенных, вымышленных теорий не может противоречить нынешним научным мировоззрениям, так как нельзя исключить, что в недалёком будущем подобные идеи, гипотезы вполне могут быть проработаны и реализованы в реальной жизни.

Таким образом, главный критерий научной фантастики, по мнению писателя-фантаста К. Мзареулова, заключается в науко­образном обосновании фантастического компонента.

Он даёт следующее определение НФ, утверждая, что это ― «особая разновидность художественной фантастики, в произведениях которых содержатся компоненты, имеющие наукообразное обосно­вание, не противоречащие достоверно установленным фактам действительности и материалистическому взгляду на природу, причём отличия описываемых событий и явлений от реальной действитель­ности являются непосредственным следствием влияния компонента фантастичности» .

На основании вышеописанного, мы присоединяемся к мнению последнего автора (К. Мзареулова) о том, что НФ должна базироваться на реальных научных открытиях и техническом прогрессе.

Писатели-фантасты В. Обручев и А. Беляев считают, что главное назначение НФ ― нести знания в читательские массы, готовить к научной работе. А. Осипов в своей книге «Фантастика от а до я» предложил такую формулировку: «Научная фантастика ― это литература образного выражения научных, социальных, эстетических гипотез и гипотетической ситуации о прошлом, настоящем и будущем (по вопросам, разносторонне касающимся человека и общества), логически проецированных из явлений современности или современного мировосприятия и потому вероят­ностных или допустимых в рамках художественного эксперимента, каковым является произведение. Особенность произведений научной фантастики состоит в том, что в них рассказывается, как правило, о том, что ещё не существует в реальной действительности, но не противоречит в принципе законам её развития или может возникнуть при стечении тех или иных обстоятельств. Научную фантастику делает то, что те или иные её допущения или предположения построены на основе логических выводов, либо из явлений современности, или из суммы малоизвестных фактов о прошлом, приобретающих в рамках художественной модели вероятностные признаки». Например, полёты к далёким звёздам ещё не предпринимались, но полёты эти принципиально возможны в будущем ― это вопрос техники .

В литературной энциклопедии терминов и понятий дается такое определение научной фантастике: «Научная фантастика ― вид фантастической литературы, основанный на допущении, имеющее рациональный характер, в соответствии с которой с помощью законов научных открытий, технических изобретений или природы, не противоречащим естественнонаучным воззрениям того времени, в произведении создаётся необычайное или сверхестественное» .

Также о фантастических допущениях говорит и Г. Олди в своём определении научной фантастики ― НФ ― это жанр в кино, литературе и других разновидностях искусства. НФ обосновывается на фантастических допущениях, которые не выходят за рамки научного понимания реальности, как в сфере гуманитарных наук, так и естественных . Из этого следует заключение, что романы, рассказы, повести и очерки, обоснованные на допущениях, которые являются ненаучными, относятся к другим жанрам (фэнтези или мистика).

Г. Олди разделяет научно-фантастические допущения на гума­нитарно-научные и естественно-научные. В первом виде вводится допущение в сфере истории, социологии, этики, религии, психологии и даже филологии. Во втором виде в произведение вводятся новые законы природы и изобретений. Следует заметить, что в одном повествовании также можно встретить сочетание различных типов допущений одновременно .

М. Галина в своей статье пишет следующее: «Обычно подразумевается, что НФ ― это вид литературы, где сюжет разворачивается вокруг фантастической, но научной идеи. Правильнее будет сказать, что в научной фантастике с самого начала повествуемая реальность, действительность, события, явления и образы, которые внутренне непротиворечивы и логичны. В НФ сюжет строится на одном или нескольких наукообразных (или как бы научных) допущениях, например, передвижение в космосе быстрее света, надпрос­транственные тоннели, машина времени, телепатия и прочее» .

Как пишет литературный критик Р. Иброхимова в своей книге «Вокеълик ва фантастика» («Реализм и фантастика» ― авт.): «Выраженные мнения по поводу термина научная фантастика во многом по-своему верны, так как, как бы он ни назывался, в основе его лежат жизненные проблемы. Но определение жанра произведения как научная фантастика относительное понятие, потому что писатель не гарантирует стопроцентную научность фантастической темы, поднятой в произведении. И, вообще, не ставит перед собой цель начертить определённый проект, но только лишь пытается логически и наукооборазно обосновать идею в виде образа, гипотезы» .

Как утверждается в той же вышеупомянутой «Литературной энциклопедии терминов и понятий» , сложность определения НФ связана с тем, что на протяжении долгого времени её изучали отдельно, в отрыве от литературы реалистической. Однако если реалистическая литература описывает привычный и знакомый читателю мир, то научная фантастика показывает мир вероятностный, представляющий собой модель возможной действительности, реалистически точную (убеждающую) в деталях, степень реалистич­ности которой в целом определяет глубина и актуальность поднимаемых в произведении вопросов современности.

По данным высказываний вышеперечисленных последних авторов (В. Обручев, А. Беляев, Г. Олди, Р. Иброхимова), а также литературной энциклопедии терминов и понятий можно отметить, что научная фантастика, несомненно, вызывает глубокий интерес читателей к научно-техническим открытиям, с помощью которых создаёт возможность невероятно изменить наш существу­ющий мир, нашу действительность, т. е. «сказку сделать былью» и воплотить в жизнь научно-фантастические идеи или гипотезы.

Таким образом, проанализировав определения научной фантас­тики многочисленных авторов мировой литературы на различных этапах её развития, можно заключить, что научная фантастика ― это разновидность фантастической литературы (а не жанр, так как жанром называется определённый тип произведения ― роман, рассказ или повесть) с материальным взглядом на реальность, которая основывается на различных научных открытиях и имеет две функции: воспитательную и прогностическую, первая пробуждает интерес читателя к овладению наукой и техникой, воспитывает чувства гуманизма и справедливости, вторая ― предвосхищает будущие научные открытия.

Список литературы:

1. Абрамович Л.Г. Введение в литературоведение. ― М., 1975. ― 352 с.
2. Варфоломеев И.П., Миркурбанов Н.М. Введение в литературоведение. ― Ташкент, 2006. ― 520 с.
3. Гор Г. Жизнь далекая, жизнь близкая // Лит. газ. ― 1969. ― 22 окт.
4. Громова А.Г. Не созерцание, а исследование // Лит. газ. ― 1970. ― 7 янв.
5. Гуревич Г. Карта страны фантазии. ― М.,1967. ― с. 33, 176 c.
6. Данилов Ю. Научная фантастика и фантастическая наука // Неувязка со временем: Сб. научно-фантаст. Рассказов; Переводы / Составитель В.С. Кондратьев; Предисловие Ю.А. Данилова. ―М.: Наука, 1991. ― C. 3―4.
7. Ефремов И. А. Наука и научная фантастика // Фантастика. 1962. ― М.: Мол. гвардия, 1962. ― с. 471.
8. Ибрагимова Р.М. Пути формирования и развития узбекской научной фантастики: Дисс. … канд. филол. наук. ― Ташкент. 1980. ― 153 с.
9. Иброхимова Р. Вокеълик ва фантастика. ― Тошкент, 2011. ― с. 5―6, 200 с.
10. Кларк А.В защиту научной фантастики // Курьер ЮНЕСКО. ― 1962. ― № 11. ― с. 14―17, 61 с.
11. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного. ― М., 1999. ― с. 67, 69, 307.
12. Ковтун Е.Н. Художественный вымысел в литературе XX века. ― М., 2008. ― с. 79, 82, 484.
13. Мзареулов Константин. Фантастика. Общий курс. ― Хьюстон, 2006. с. 13, ― 138 с.
14. Николютина А.Н. Литературная энциклопедия терминов и понятий. ― М.: Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2003. - с. 621―622, 1600 с.
15. Осипов А.Н. Фантастика от «А» до «Я» (Основные понятия и термины): Краткий энциклопедический справочник. ― М., 1999. С. 166―167 ― 352 с.
16. Парнов Е. Щит Персея. Заметки о научной фантастике // Лит. газ. ― 1976. ― 7 июля.
17. Парнов Е. Щит Персея. Заметки о научной фантастике; он же: Фантастика вчера и сегодня, завтра (диалог Ю. Кагарлицкого и Е. Парнова) // Лит. газ. ― 1973. ― 23 мая.
18. Разговор шел о фантастике. Беседа с Кобо Абе // Иностранная литература. ― 1967. ― № 1. ― с. 264.
19. Соловьева И. Безусловность условного мира //Лит. обозр. ― 1973. ― № 10. ― с. 31.
20. Стругацкий А., Стругацкий Б. От чего не свободна фантастика? Беседу записала Силина Т.// Лит. обозр. ― 1976. ― № 8. ― с. 108.
21. Тамарченко Е. Мир без дистанции (о художественном своеобразии современной научной фантастики) // Вопр. лит. ― 1968. ― № 11. ― с. 96―115.
22. Чернышева Т.А. Природа фантастики. ― Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1984. ― С. 15, 336 с.
23. Чернышева Т.А. Фантастика. ― М.,1968. ― с. 299―320.
24. Adam Roberts The history of science fiction. ― New York: Palgrave Macmillan, 2006. ― Р. 2, 3, 368 p.
25. Aldiss Brian. Origin of the Species // Extrapolatio. ― V. 14. ― № 2. ― 1973. ― May. ― Р. 170.
26. Conquest Robert. Science Fiction and Literature // Science Fiction: Collection of Critical Essays. ― N. Y.: Ed. by M. Rose. 1976. ― Р. 34. 174 p.
27. Davenport Basil. Inquiry to science fiction. ― New York ― London ― Toronto, 1955. ― Р. 5. 87 p.
28. Franklin Bruce H. Future perfect. American science fiction of the nineteenth centuty. ― N.Y.: Oxford university press, 1966. ― Р. 10. 401 p.
29. Levingston Dennis. Science fiction as futurology // Extrapolation. ― V. 14. ― № 2. ― 1973. ― May. ― Р. 153.
30. Modern science fiction, Ed. by Reginald Brethor. ― N. Y., 1953. ― 294 p.
31. Nourse Alan E. Science Fiction and Mans Adaptation to Change // Science Fiction Today and Tomorrow. Penquin Book. ― Baltimore-Maryland. Ed. By Reginald Bretnor. 1974. ― Р. 120; Barthell Robert. SF: A literature of ideas // Extrapolation. ― V. 15. ― № 1. ― 1971. ― Dec. ― Р. 56―63.
32. Storer Leon. Science fiction the research revolution and John Campbell //Extrapolation. ― V. 14. ― № 2. ― 1973. ― May. ― Р. 130.
33. Wollheim Donald. The universe makers science fiction today. ― New York ― Evanston ― London, 1971. ― Р. 6. 122 р.
34. Heinlein, Robert A.; Cyril Kornbluth, Alfred Bester, and Robert Bloch "Science Fiction: Its Nature, Faults and Virtues". The Science Fiction Novel: Imagination and Social Criticism. ― University of Chicago: Advent Publishers, 1959 // [Электронный ресурс] ― Режим доступа: URL:

Менее полувека назад был совершён первый полёт человека в космос. Отступая во времени, это событие представляется всё более значительной вехой в истории нашей планеты. Сейчас становится особенно важно понять вектор дальнейшего движения человеческой мысли и найти те критерии, что позволят дать верную оценку прошедшему. Ведь только сейчас мы начинаем осознавать, насколько переломным оказался минувший век для всей нашей цивилизации. Человек, до того слепо ползающий по поверхности планеты, вдруг выпрямился и с невероятной быстротой разорвал оковы земного притяжения. Перед ним воочию раскрылась неисчерпаемость мира, подарив непредставимые ранее возможности.

Совершенно ясно, что искусство непременно должно было откликнуться на происходящие изменения в жизни. Так и произошло. В литературе появилось и окрепло направление научной фантастики, призванное выразить неиссякаемое стремление людей заглянуть за горизонты познания, понять будущее и как-то спланировать его. В науке это называется принципом опережающего отражения.

Естественно, что безоглядное устремление в будущее - системное качество молодых людей, беззаботно ощущающих перед собой океан долгой жизни. Избыток сил и впечатлительности позволяют выстраивать желаемый образ будущего и со всей пылкостью романтического энтузиазма стремиться к его осуществлению. Качественная фантастическая литература помогает структурировать ожидания и туманные мечты, лучше понять свои собственные предпочтения. Она будит не только чувства, конкретизируя их, но и мысль. Разумеется, фантастику любят отнюдь не только молодые люди, а о будущем задумываются люди всех возрастов. Само появление фантастики - важная ступень развития массового сознания. Пластичность же юношеской психики и её открытость всем проявлениям жизни делают всякое воздействие на неё исполненным особого смысла.

Между тем, в школе на уроках литературы о фантастике ничего не говорится, хотя самые читаемые школьниками книги - именно этого жанра. Получается, что существенная и, что самое важное, перспективная часть молодёжной культуры никак не стыкуется с соответствующим школьным предметом. А ведь именно наши дети будут строить будущее, выбирать пути его развития. И нам придётся так или иначе смиряться с их выбором, потому что у младшего поколения всегда есть преимущество во времени. Не лучше ли уже в школьном возрасте направлять соответствующий интерес молодого человека? Ведь если интерес произволен, то произвольны и, следовательно, более поверхностны результаты в целом по обществу.

Сейчас молодёжь читает преимущественно фантастику, в которой нет чётких нравственных ориентиров и минимально представление о связи с реальной жизнью. Увлечение жанром превращается в отвлечение от проблем агрессивного внешнего мира, не вызывая стремления изменить существующее положение. Об этом свидетельствует успех направления фэнтези, а также космической оперы и киберпанка.

Фэнтези - фантастическая сказка, в которой в мире магии и колдовства, как правило, действует непобедимый герой с мечом. Часто он попадает в волшебный мир из нашего мира; происходит это случайно и никак не объясняется. Действие развивается по законам боевика, соответственно и поведение персонажей. Классикой фэнтези считается творчество Р. Толкиена, создавшего огромный мир с многовековой историей и особенным языком.

Движение так называемых «толкиенистов» ярко демонстрирует все стадии последствий массового гипноза, оказываемого талантливо написанным произведением, которое почти не имеет точек соприкосновения с объективной реальностью. Главного героя постоянно склоняют к сотрудничеству светлые и тёмные силы. Если в классике жанра выбор в пользу светлых сил был однозначен, то в последнее десятилетие гораздо чаще стали звучать мотивы «серого» пути, ведущего к совершенному самодовлению ни от кого не зависящей личности. Более того, появились и окрепли мотивы выбора «чёрного» пути, а само представление о добре и зле размывается не только на примере частностей, но и в целом в концепции автора (Н.Д.Перумов, С.В.Лукьяненко).

В произведении, построенном по принципу космической оперы, магический антураж заменяется на топорно нарисованный техногенный. Киберпанк характеризуется ещё большей технологичностью и депрессивностью подачи материала.

Фактически мы имеем дело с зеркальным отражением происходящих в нашей стране коллизий. Распад нравственного стержня есть желанное явление для бездушного мира бизнеса, озабоченного сиюминутной личной выгодой. Этический релятивизм в сочетании с эскапизмом - вернейшее средство для нивелирования островков самостоятельно ищущей мысли.

Можно и нужно привлекать внимание подрастающего поколения к лучшим образцам русской фантастики, но именно научной, с чёткой пространственно-временной фабулой и ясными целями изложения, благо на таком материале можно апеллировать не только к душе, но и к интеллекту юного читателя.

К вящему сожалению, современное литературоведение позволяет скорее получить представление о таких «писателях», как Эдуард Лимонов или Венедикт Ерофеев, в то время как огромный пласт нашей литературы фактически не востребован. Серьёзнейшие футурологические изыскания глубоко и многопланово образованных людей, постановка действительно важных и актуальных проблем современности и будущего, - всё это оказывается за бортом современной науки и, соответственно, школьного преподавания. В школе же изучаются малозначительные и малочитаемые Н.И.Тряпкин и В.С.Розов…

Говоря о литературной традиции, будем строго различать фантастику как метод целостного построения от фантастики как подчинённого приёма. У Н.В.Гоголя самостоятельную жизнь ведёт нос, но это не означает, что автора «Носа» можно записать в предшественники А.Р.Беляева с его «Головой профессора Доуэля». Фантастика в произведениях М.А.Булгакова также отнюдь не самодостаточна, хотя, например, «Собачье сердце» и перекликается формально с творчеством того же Беляева. Между тем многие из «рассказов о необыкновенном» И.А.Ефремова, несмотря на минимум фантастического элемента, вполне подходят под определение фантастики. Без фантастической идеи, пускай и совсем маленькой, этих рассказов нет, в то время как произведения Булгакова вполне могут обойтись и без выдуманного.

Работа с фантастическим произведением на школьном уроке - совершенно особое занятие, требующее от преподавателя готовности вести разговор одновременно по нескольким линиям - научно-технической, социальной, этической, эстетической и философской.

Почему так важно обращение именно к отечественной научно-фантастической традиции? Русской литературе вообще свойственны особый гуманизм и постановка самых глубоких вопросов жизни. Насыщенная оригинальными техническими идеями, значительная часть американской фантастики совершенно отчуждена от самого человека. Редкие взлёты духа в ней выражают явление случайное и ничем кроме личного предпочтения персонажа не обусловленное. Человек в массе произведений либо занят решением какой-либо остроумной технической проблемы, либо «галактической» политикой, а его характер, манеры, желания и представления о жизни полностью соответствуют современному западно-американскому стандарту. Ясно, что на фоне стремительно изменяющейся жизни такое плоское понимание человека будущего недопустимо.

В отечественной научной фантастике проблема человека стоит на первом плане и выражена она многопланово. Герои вынуждены по ходу действия решать сложные нравственные задачи, для чего привлекается значительный багаж наук не только технических, но и гуманитарных. Ещё Беляев, сознавая неполноту своего творчества, указывал на то, что содержанием научной фантастики должны стать новые общественные отношения и попытка изображения людей нового мира.

Мечта о приложении научных достижений к преобразованию природы, общества и самого человека составляет сущность настоящей научной фантастики, тесно связанной с традицией философии русского космизма. Повышение интеллектуальной сложности жизни неуклонно требует и высшей тонкости моральных решений. Радикальный перекос в сторону экстенсивного познания и обмена поверхностной информацией привёл к тоталитаризму, с одной стороны, и демагогическому плюрализму, с другой. Соответственна и задача школьной литературы - способствовать углублению впечатления от прочитанного и умению рефлексировать происходящее в жизни, отстраиваться от частного, понимая целое. Лучшие произведения русской научной фантастики несут универсальную идейную нагрузку, их многосторонность и наличие стержневого нравственного начала в состоянии сыграть огромную педагогическую роль.

Прежде всего - это И.А.Ефремов, чьи произведения необычайно насыщены и многовекторны. Образы ефремовских героев - явление в мировой литературе беспрецедентное. Эти люди будущего (а мы сейчас говорим лишь о фантастических произведениях мастера) наделены даром глубокого понимания законов мироздания и своего в нём места.

Мысль - слово - дело. Такая триада - основа духовного развития человека, в котором в силу естественного соотношения положительных качеств больше, иначе он бы не состоялся как вид. Диалектика глубинных основ бытия раскрывается автором в каждом эпизоде, отчего возникает ощущение полноты и монолитности текста. Будучи одновременно крупным палеонтологом, писатель утверждал единство эволюционных механизмов. На биологическом уровне преуспевали те виды, которые меньше зависели от окружающей среды. Человек в этом смысле универсален. Но он должен быть столь же универсален и психологически, не растворяться бездумно в сопутствующих социальных условиях, а сознательно понимать их границы и условность. Индивид, полностью отдавший своё «я» окружающей жизни, - тупик развития, изменения мира психологически сломают его, так же как погибнет узко приспособленное животное при изменении условий жизни в ареале его обитания.

Человек - это не только сумма знаний, но сложнейшая архитектура чувств, но развитие умственных и психических сил будет полноценно лишь на фоне физического здоровья, потому что пламя напряжённой мысли и ярких чувств не может полыхать в бумажном стаканчике. Красота - не личное произвольное предпочтение, но объективная целесообразность того или иного построения, а сознание бесконечности пространства и времени - необходимая составляющая плодотворного творческого процесса. Вселенная обязательно обитаема, потому что появление человека - следствие закономерностей развития материи, которые едины в наблюдаемом космосе.

Огромная роль на этом сложнейшем пути принадлежит женщине. Ефремов преклонялся перед женским началом. Женщина - вдохновительница и охранительница, и прекрасное всегда более закончено в женщине и отточено в ней сильнее. Восхождение любого общества неизбежно начинается с возвеличивания женщины; там, где женское начало угнетается или уподобляется мужскому, наступает деградация. Галерея «ефремовских женщин», выписанных с великой любовью и уважением, достойна отдельного места в литературоведении. Сильные и весёлые, преданные и бесстрашные, такие женщины могут создать вокруг себя пространство, очищающее ноосферу.

Как видно, даже простое перечисление вытекающих один из другого выводов Ефремова занимает немалый объём. Писатель был весь устремлён в будущее, но ясно понимал, что только на основе исторической памяти возможно жизнеспособное построение. Он предвидел неизбежное развитие третьей сигнальной системы (интуиции) - аналога звездолёта «прямого луча» с их общей способностью мгновенного достижения необходимого результата.

Различение связей между внешне отстоящими друг от друга явлениями, понимание громадных сил, заключённых в человеке, героический реализм и романтика в изображении персонажей свойственны творчеству Ивана Ефремова.

Схожей силой убедительности обладают фантастические повести В.П.Крапивина - ныне здравствующего патриарха детской литературы и педагога - основателя знаменитого детского отряда «Каравелла». Вот строки из устава отряда: «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы я их ни встретил. Я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то другой раньше меня. Если мне когда-нибудь станет страшно, я не отступлю. Смелость - то, когда человек боится и всё-таки не сворачивает с дороги...»

Серьёзнейшие проблемы детства, а именно - взросление, социализация и взаимодействие с миром взрослых - раскрываются в крапивинских повестях с особенно пронзительной силой и точностью. Крапивин задаётся вопросом: почему современная школа ценит и формирует в учениках лишь два свойства: не получать двоек и быть послушными? Разве в этом её высокое предназначение? Разве обществу прежде всего и главным образом нужны нерассуждающие исполнители, винтики и болтики?

Не надо адаптироваться к реальности. Надо её менять. Это - основа крапивинского мировоззрения. Обращённое к детям, такое понимание жизни сталкивается с яростным сопротивлением тех взрослых, для которых дети - вечная помеха для ни к чему не обязывающего существования.

В цикл «В глубине Великого Кристалла» вложено то же жизнеутверждающее начало осознания разомкнутости, беспредельности мира. Идея Великого Кристалла с Дорогой между гранями - внешнее отражение важности овладения пространством своей души. Неудивительно, что именно дети, не стеснённые предрассудками и стереотипами, становятся вестниками этой беспредельности, навигаторами по различным граням Кристалла, и от них зависят те или иные перемены огромного мира. Глубокая взаимосвязанность событий, чуткость к «моментам истины» - этим акупунктурным точкам жизни - находятся в полном соответствии с пространственными «точками перехода» и физическим преодолением вселенских просторов.

Но эти дети, свободно шагающие по сопределью и дружащие со звёздами, беззащитны и уязвимы, как всякие другие дети, и даже ещё больше, потому что их необычность - источник неприятия их взрослыми и многими сверстниками. Охрана детства, особая чуткость к необычным способностям детей - основа гуманной педагогики, провозглашаемой ныне Ш.А.Амонашвили. В полной мере соответствует этим представлениям творчество Крапивина с его бьющимся нервом ранимой детской души.

Нравственная чистота и бесстрашие «крапивинских мальчиков» сродни энергетичному обаянию и самоотверженной твёрдости «ефремовских женщин». В этих ребятах, открывших в себе те самые ефремовские способности «прямого луча», заключено будущее мироздания. Будущему нужны люди, умеющие мыслить и чувствовать космическими категориями. А нам нужна молодёжь, имеющая опыт подлинной, духовной жизни. Книги командора Крапивина повышают иммунитет сердца - последний барьер на пути мутного потока развязной идеологии потребительского общества.

Ранняя фантастика В.В.Головачёва проникнута целой гирляндой уникальных идей, сплавленных воедино с оригинальными фигурами людей будущего. Характеры целеустремлённых, сильных и великодушных спасателей и звёздных пограничников, которые проходят сквозь осознание неисчерпаемости и таинственности космоса, открывая свои собственные резервы, невольно вызывают желание подражать. Вечные вопросы любви, долга, дружбы и границ адекватного ответа на агрессию ставятся писателем со всей остротой. Понятия космоэтики, вселенской экологии и терпимости к иному существованию являются центральными в таких романах как «Реликт», «Чёрный человек», «Реквием машине времени»… Герои этих и ряда других произведений обладают достоинствами и способностями, далеко превосходящими нашу действительность. Но это не делает их «суперменами», все способности с приставкой «сверх» - лишь необходимое условие для решения сложнейших проблем выживания человечества в космосе. Герои Головачёва тонко вслушиваются в мелодику происходящего, а их лиричность и разнообразные знания нисколько не мешают быстроте мысли и действия.

Особую роль в общественной организации занимает СЭКОН - служба Социально-Этического Контроля и Наблюдения (аналог ефремовской Академии Горя и Радости). Эксперты-соэтики обладают правом «вето» при разработке и воплощении в жизнь тех или иных решений, чья этическая ценность представляется им сомнительной.

Головачёв зримо продемонстрировал, что обыватели обречены на погрязание в созданной ими самими или навязанной извне виртуальности. Легко доступные материальные блага в мире головачёвского будущего не решили экзистенциальной проблемы человека, а лишь ярче высветили её. Домом обновлённого человечества должна стать вся Вселенная, для чего необходимо познание самих себя и бережное отношение к тайнам космоса. Для нас, стоящих на пороге технологической революции с приставками нано- и био-, такой подход представляется единственно возможным.

Характерны и стилистические достоинства этих писателей.

Язык Ефремова густ и тяжёл, но удивительно пропорционален, подобно дорическим колоннам Парфенона. Это тяжесть золотого самородка. Чеканные формулировки соразмерно выстроены и уравновешены. Ефремов владеет словом, точно алмазным резцом, и этим резцом вытачивает на друзе минералов выпуклое изображение совершенного мира.

Отблески лучей окаймляли контуры медных гор серебристо-розовой короной, отражавшейся широкой дорогой на медленных волнах фиолетового моря. Вода цвета густого аметиста казалась тяжёлой и вспыхивала изнутри красными огнями, как скоплениями живых маленьких глаз. Волны лизали массивное подножие исполинской статуи, стоявшей недалеко от берега в гордом одиночестве. Женщина, изваянная из тёмно-красного камня, запрокинула голову и, словно в экстазе, тянулась простёртыми руками к пламенной глубине неба. Она вполне могла бы быть дочерью Земли - полное сходство с нашими людьми потрясало не меньше, чем поразительная красота изваяния. В её теле, точно исполнившаяся мечта скульпторов Земли, сочетались могучая сила и одухотворённость каждой линии лица и тела. Полированный красный камень статуи источал из себя пламя неведомой и оттого таинственной и влекущей жизни.

Язык Крапивина совсем иной. Но, как говорил один ефремовский герой: «Оттенки красоты бесконечно разнообразны - в этом богатство мира». Главное, чтобы была соблюдена мера. Для каждой подробности и мелкой частной детали Крапивин находит удивительно ёмкое слово, вливающееся в общее повествование единственно возможным образом. Это не увесистое золото, но прозрачный хрусталь. Лёгкость и кажущаяся простота крапивинского языка напоминает более воздушный вариант «лаконизма и динамики пушкинской прозы». Сравнение отнюдь не надуманное. Вчитайтесь сами:

Однажды мальчишки принесли и показали мадам Валентине монетку из города Лехтенстаарна… Да-да, в точности такую же: с профилем мальчика, числом «десять» и колоском. Эту монетку разглядел издалека (а вернее ощутил с помощью нервов-лучей) маленький кристалл, который подрастал у мадам Валентины на подоконнике среди кактусов.

И сейчас он, Яшка, сразу узнал монетку! А узнав её - вспомнил остальное!

Да-да, он вырос в обычном цветочном горшке. Но вовсе не из обычного зерна, а из редчайшей звёздной жемчужины, какие иногда прилетают на Землю из космоса в период густых августовских звездопадов… И растила его мадам Валентина не просто так. Она создавала крошечную модель всеобщего Мироздания. Потому что была уверена: Вселенная имеет форму кристалла…

Наверно, мне показалось или просто придумалось потом, но сейчас вспоминается, как при каждом взмахе его коричневой ломкой руки вдали открывалась то улица с причудливыми домами, то панорама целой столицы, размытая в предзакатном воздухе, то морская даль с жёлтыми от солнца парусами... Гибкий, с разлетевшимися волосами, покрытый бронзовым налётом, Сашка дирижировал пространствами. Смеясь, он оглядывался на меня... И это одно из самых хороших воспоминаний в моей жизни.

Язык Головачёва уникален по-своему. В русской литературе особое место уделено пейзажу, портрету и психологическим характеристикам; описания Льва Толстого, Шолохова или Астафьева при всей внешней различности являются выдающимися фактами владения словом и демонстрируют удивительное взаимодействие между силой впечатления и осознанной ясностью его выражения. Головачёв пошёл ещё дальше - он добился поразительных результатов при описании космических катаклизмов, необычных состояний материи или сознания, не похожих ни на что человеческое. То есть раздвинул границы воображения, проникнув скальпелем русского слова в самые экзотические глубины мироздания.

Мрак в углу комнаты вдруг загустел, стал плотным, как желе, потёк струёй на середину помещения. Повеяло холодом, звёздной пылью и г л у б и н о й…

- Уходи, - раздался в теле Шаламова, в каждой его клеточке, звучный бархатный голос. - Уходи в инобытиё, человек. Оставаться на Земле опасно, сородичи не поймут тебя, и всё, что ты там делаешь - лишнее. Ищи Вершителя, он - Единственное и Вечное Начало всему, что называется бытиём, он поможет тебе.

- А ты? Значит ты - не Вершитель?

Вихрь мрака посреди комнаты в з м а х н у л к р ы л о м, раздался тихий смех, раскатистый, гулкий, но необидный. Впрочем, смехом эту песнь излучений и пляску полей мог назвать только маатанин.

- Я - Посланник, ещё один богоид, если пользоваться твоей терминологией. Уходи, пока не поздно. Твоя дорога не ведёт на Землю, жизнь которой хрупка и ранима.

- Но мне необходимо кое-что земное, я не могу без… некоторых… вещей.

- Сможешь. - Тот же смех и, следом, стремительное падение в глубину мрака… звёзды… ветер в лицо… слёзы, тоска… свет!

Смех и слёзы всё ещё жили в его памяти, когда Шаламов открыл глаза. С в о и глаза, человеческие, способные видеть лишь в узкой полосе электромагнитного спектра.

- Сон, - вслух проговорил Шаламов. - Это был сон.

Представленные авторы триедины в существе воздействия на читателя. Однако каждый при этом имеет различные установки мировосприятия. Ипостась Ефремова - это устремление к вершинам духа. Ипостась Крапивина - погружение в прозрачные глубины души. Ипостась Головачёва - раскрытие всей широты поля деятельности творческого интеллекта и воли.

Писатели предлагают гипотезы, которые заинтересуют «технарей», ставят проблемы, близкие гуманитариям, завораживают красотой слога. Современность и своевременность их произведений велика не только по содержанию, но и по форме, на которую школьники обращают внимание в первую очередь.

Будем помнить, что пассивно-созерцательное отношение многих ребят к действительности с потугами скрыться от неё - результат идейной инертности взрослых. А эпизодическое негодование на сегодняшнюю жизнь в семье или школе воспринимается подростками со снисходительными улыбками. Потому что такое негодование стихийно и в лучшем случае призывает к прошлому. Но возвращение никогда не достигает цели. А молодёжь всегда смотрит в будущее. И если положительный образ будущего не будет вовремя сформирован, его место займёт другой образ, который перерастёт в бессознательную убеждённость, что нас ждут одни катастрофы, войны с киборгами или жизнь в матрице. А раз приговор подписан - можно всё. И одновременно ничего не нужно… Две крайности, смыкающиеся в отрицании изначальной плодотворности жизни. Но человек всегда должен быть на пороге нового, потому что он сам нов каждое мгновение. И лишь огнём мысли и ярким чувством можно складывать облик грядущего.

Языковые проблемы фантастики

Описывая окружающую человека действительность, язык наиболее тонко дифференцируется в тех областях, на которых сосредоточено общественное внимание; когда же эти области, размытые в русле исторических перемен, исчезают с лица земли, накопленное богатство языка мертвеет и утрачивает прежнюю функциональность. У эскимосов есть такие названия для различных особенностей снега, каких не обнаружить ни в одном языке к югу от них; а стародавние поляки, обожавшие лошадей и оружие, накопили в этой области настоящее языковое сокровище, которое сегодня полезно, увы, только для писателя-историка. Американцы так быстро пересели из повозок в автомобили, что автомобильная лексика вышла за рамки дословно понимаемого автомобилизма, и такие термины, как «low sear» и «high sear» (низкая и высокая передача), можно употреблять в их английском даже в переносном смысле. А как люди, любящие комфорт, они устроили для себя различные предприятия обслуживания, в которые можно въезжать непосредственно на автомашине и, не выходя из нее, делать покупки, смотреть кинофильмы, обналичивать чеки и т. п., и дали этим предприятиям лаконичное название «drive in»; так материальные и функциональные потребности создают новые термины, которые быстро сокращаются до коротких, но красноречивых названий.

Способность английского языка к образованию по мере необходимости новых терминов исключительно велика. Англосаксы не очень-то умеют отличать этнические корни словотворчества от латинских корней, так как латынь вошла в кровь и плоть их языков еще в глубокой древности, когда римляне захватили Британские острова. Поэтому у английского языка подавлена инстинктивная защита перед вторжением слов иностранного происхождения, и они в нем не звучат как-то макаронически. У нас с этим потруднее, хотя пуристы, которые называли кроссворды крестословицами, почти полностью вымерли. Английский даже приобрел черты агрессивности в области научно-технической терминологии, что очевидно хотя бы из того, что слово «компьютер» стало практически интернациональным, а за ним вслед идут такие термины, как «software», «hardware», или «рандомизация» (последний термин в русском, скажем, языке уже прижился).

Профессиональное словотворчество в научной фантастике не пользуется кручеными цепочками из греко-латинских сегментов, а объясняет суть дела четким и лаконичным сокращением. В области словотворчества научная фантастика накопила богатейшую фиктивную лексику, которая долгие годы и наиболее старательно отшлифовывалась именно на тематическом уровне. Некоторая велеречивость, присущая в польском языке терминам сверхчувственного порядка, в английской фантастике отсутствует. Наоборот, такие термины идут запанибрата (например, «precog» - сокращение от «precognition» - это ясновидец, тот, кто предсказывает будущее; «prefash» - это тот, кто предвидит наступление новой моды «pre-fashion»). От «телепатии» мы не можем образовать односложного глагола, а американцы смеются и с легкостью используют термин «to teep». Этим, в частности, объясняется сложность перевода англоязычной научной фантастики. Ведь недостаточно просто объяснить на языке перевода понятие, необходимо озаботиться тем, чтобы новое словообразование выглядело совершенно «обычно», чтобы оно казалось давным-давно говореным-переговореным в повседневной речи.

Следует отметить, что фиктивная лексика научной фантастики является коллективной собственностью авторов; и задачей специалиста, превосходящего меня библиографическими знаниями, было бы установить, кто, когда и при каких обстоятельствах первым употребил тот или иной фиктивный термин. Проблемы лексикографии в научной фантастике весьма многозначны, потому что обычно в ней господствует релятивизм повествования. Если рассказчиком является современный человек, который оказался в каком-то будущем или свернул «в сторону» - в «параллельный универсум», тогда мы, читатели, имеем право требовать от него решения проблем, связанных с лингвистическими сложностями неизвестного нам нового мира: такой рассказчик берет на себя роль не только проводника в этом мире, но и переводчика языка этого мира. Однако если рассказчик сам из другого времени или другого окружения, по обычаю, укоренившемуся в научной фантастике, потенциальные трудности устраняются несколькими типовыми приемами. Обитатели других планет говорят «по-своему», и их речь по негласному соглашению разрешено цитировать «в оригинале», но, очевидно, только в виде «образчиков», которые тотчас же кто-то или что-то - переводчик или лингвистическая машина - переводят на более понятный язык. Иногда довольно нескладно и даже деревянно выражаются роботы, что должно имитировать суперлогический образ мышления. Так как научная фантастика лишь в самой микроскопической степени продемонстрировала свои способности в области обнаружения внеземных институций культуры, то и словарь ее космической антропологии в этой сфере остался довольно убогим. Зато богат бытовой словарь: машин, средств передвижения, оружия и т. п.

Более оригинальные эксперименты научной фантастики в области лингвистики относятся к недавнему времени. Имеются в виду диалекты и жаргон, используемые иногда с таким размахом, что на них построено вообще все произведение. «Заводной апельсин» Э.Бёрджесса написан на вымышленном сленге будущих хулиганов Великобритании, в котором много слов российского происхождения («groodies» от «грудь», «glazzies» от «глаз» и т. п.). Подобного сленга в книге было настолько много, что пришлось дополнить ее специальным словарем. Этот прием наверняка попался на глаза Хайнлайну, так как при написании «Луна - суровая хозяйка» он использовал аналогичный метод, и его повествователь восклицает «Бог», а не «God», хотя Хайнлайн чаще всего лишь обозначал присутствие сленга, что в принципе, пожалуй, уместнее, так как трудно требовать англосаксонскому писателю от своих читателей, чтобы они читали его со словарем в руке.

Такое литературное творчество может оказаться в весьма забавной ситуации. Например, отвечая английским критикам своей книги «Жук Джек Баррон», Н. Спинрад объяснил, что он отнюдь не использовал реальную форму американского сленга, как считали критики, а «экстраполировал» сочетание всевозможных существующих в настоящее время жаргонов в фиктивную лексику будущего. Как видно, британское ухо не смогло через океан отличить подлинные выражения американского сленга от вымышленного жаргона. А если это так, то трудно требовать от человека, для которого английский - чужой язык, достаточно дифференцированного лингвистического слуха для оценки неологизмов научной фантастики как американской, так и английской. Не подлежит сомнению, что для того, чтобы разбираться в словотворчестве и оптимально, то есть справедливо, оценивать его, необходимо обладать исключительно чутким ухом и чувством языка или в полной мере владеть парадигматической интуицией. Как известно, такой интуиции зачастую лишены даже те, кому данный язык служит с колыбели. Парадигматика языка - дело одновременно кропотливое и деликатное, которое нельзя форсировать. Можно много привести примеров как из польского, так и из русского языка, когда, скажем, феминизация исконно мужских профессий находит упорное сопротивление в языке. Как назвать женщину-геолога, или автослесаря, или (а почему бы и нет) - кузнеца? Если она доктор, то, наверное, докторша, но звучит не слишком убедительно, даже несерьезно.

Сложность прежде всего в том, что язык сопротивляется логике произведения, а это весьма существенно в научной фантастике, потому что худшего подарка тексту не сделаешь, чем если вставишь в него слова, которые вопреки авторскому замыслу звучат комично. Я бы не отважился начать серьезный рассказ словами: «Вошли две докторши и три профессорши». Язык - оружие беспощадное и мстит гримасами неудержимой насмешки за насилие, которое он испытывает от навязываемых ему чуждых форм. Преимущество польского языка в том, что, занимаясь словотворчеством внутри него, можно зарядиться юмором несравненно сильнее, чем во всем семействе англо-германских языков, и, наверное, именно потому, что языки не равны по своим словотворческим возможностям.

Моя проблема в том, что я, однако, пишу об иноязычной научной фантастике, следовательно, проблемы неологизмов в польском языке выходят за рамки моего исследования. Но и языковедом, тем более выдающимся знатоком английского языка, я не являюсь. Поэтому вышеприведенные замечания лишь намекают о проблематике лингвистически оформленной фикции. В книге «Левая рука тьмы» Урсула Ле Гуин цитирует многочисленные слова, названия и даже поговорки гетенского языка и в качестве приложений использует небольшие словарики с набором наиболее распространенных слов и выражений (названия месяцев и т. п.). Такой прием должен по замыслу добавить убедительности книге и оказался настолько оправданным, что позволил писательнице сделать рассказчиком землянина. Настоящая маниакальность, присущая американцам при описании внеземных цивилизаций, проявляется в их упорном именовании владык и нотаблей чужих миров «септархами», «маркизами», «маркграфами» и т. п., что мне кажется (я могу и ошибаться) результатом наивных поисков элитных званий, должностей и функций, которые настолько далеки от американской повседневности, как это только возможно представить. Конечно, для страны, где никогда не было монархов и удельных князей и даже, строго говоря, собственной аристократии, экзотика в таких определениях доминирует, что для нас звучит несколько юмористически, особенно в технологическом контексте (когда эти «септархи» пользуются телефонами или магнитофонами, а садясь в автомобиль, включают автоматическую коробку передач).

Типичная для научной фантастики ситуация, когда происходит контакт с неизвестным и непонятным окружением. Его объективная загадочность может быть усилена благодаря использованному для описания языку, но такой прием не должен быть чересчур последовательным, так как речь идет не о полном непонимании, а только об ощущении раздвоенности, когда ситуация, не поддающаяся однозначному определению, наталкивает на различные, часто взаимоисключающие толкования. Полоса, отделяющая однозначность ситуации от ее полнейшей невнятности, остается относительно узкой. Как правило, в научной фантастике эту полосу рассказчик преодолевает довольно быстро, что вредит произведению, так как сама загадка и попытка ее разгадать часто оказываются интереснее, чем решение, предложенное автором произведения. Одна из слабейших повестей Герберта Уэллса «Когда Спящий проснется» представляет определенный интерес и для современного читателя, но только в первой части, где вместе с героем, который проспал два столетия, мы сталкиваемся с непонятным окружением, однако, когда приходит очередь для объяснений, нас постигает разочарование: речь идет о банальной и традиционной для научной фантастики борьбе за власть. Корректное повышение уровня языковой непроницаемости (или непрозрачности) в научной фантастике всегда оправданно, это видно хотя бы из того, что книги, которые мы раньше читали на иностранных языках, менее, разумеется, освоенных, чем родной язык, чаще всего разочаровывают при чтении их в переводах. Но и здесь авторы не могут себе много позволить, так как стремление к интеллектуальному комфорту для читателей научной фантастики сдерживает изобретательность авторов, в частности, издатели часто отвергают их произведения как раз за изысканность стиля, за лингвистические тонкости; образ типичного читателя научной фантастики, укоренившийся в сознании издателей, по сути, просто оскорбителен, потому что эти неограниченные владыки царства научной фантастики считают ее почитателей примитивными недоумками, перед которыми не следует ставить никаких более или менее сложных проблем (в том числе, разумеется, и лингвистических).

Таким образом, хотя язык может стать полупрозрачной шторой, добавляющей загадочности описываемому в произведении миру, авторы не злоупотребляют этим средством. Зато они - причем почти все без исключения - считают обязательным знакомством с тем «basic S-Fictionese», который является общей собственностью и писателей, и потребителей. Поэтому, когда кто-нибудь, даже хорошо владеющий английским языком, впервые берет в руки том современной научной фантастики, даже самого среднего уровня, у него неизбежно возникают сложности с языком. Ведь ни из одного словаря он не узнает, что «spacer» - это бывалый космонавт (от «space» - космос), что «coldpack» - это нечто вроде холодильника для гибернации, а «protophason» - это какой-то так и не объясненный в тексте термин, позаимствованный из фантастической теории работы мозга.

Читабельность современной экспериментальной и нефантастической прозы обычно затруднена лингвистическими изысками ее авторов, никогда не опускающихся до уровня лексикографии: деформации традиционной условности и общепринятой структуры подвергаются высшие фразеологические уровни. Этот прием продиктован собственно чисто эстетическими критериями, потому что такая трансформация языка обычно не таит в себе никаких проблем онтологического (философского) порядка, и он мог бы найти вполне рациональное обоснование в научной фантастике, так как в сферу ее интересов входят контакты и столкновения ничего не знающих друг о друге миров, не только разнопланетарных или разновременных, но разделенных также терминологически, то есть в сфере культуры. Но так как само по себе препарирование лингвистических «отклонений» будет здесь всегда недостаточным, если только автор не решится на конструирование законченных структур диаметрально противоположного значения, такие эксперименты в научной фантастике не наблюдаются. Так на лингвистическом уровне отражается ее типичная слабость: отказ от новых структурных систем и целей высшего порядка для достижения локального, но эффективного успеха произведения, которое будет удивлять и шокировать сиюминутным правдоподобием повествования; временным подхлестыванием нервной системы читателей все и закончится.

Из книги Постмодернизм [Энциклопедия] автора Грицанов Александр Алексеевич

ЯЗЫКОВЫЕ ИГРЫ ЯЗЫКОВЫЕ ИГРЫ - понятие современной неклассической философии языка, фиксирующее речевые системы коммуникаций, организованные по определенным правилам, нарушение которых означает разрушение Я.И. или выход за их пределы. Понятие "Я.И." введено Витгенштейном,

Из книги Состояние постмодерна автора Лиотар Жан-Франсуа

Глава 3 Метод: языковые игры Из сказанного выше уже можно было бы заметить, что для анализа проблемы в определенных нами рамках, мы предпочли следующую процедуру: сделать акцент на языковых фактах, и уже в этих фактах выделить их прагматический аспект. Чтобы облегчить

автора Лем Станислав

Проблемные поля фантастики

Из книги Философия случая автора Лем Станислав

Из книги Фантастика и футурология. Книга 2 автора Лем Станислав

Проблемы литературные, языковые и эстетические Рассмотрим некоторые проблемы из области теории литературного произведения. Используемый нами понятийно-терминологический аппарат был разработан для других целей, и у нас будет много случаев увидеть, что при его

Из книги Фантастика и футурология. Книга 1 автора Лем Станислав

Типология фантастики у Тодорова Поскольку Тодоров сводит всю «сущность» фантастического к нескольким оппозициям, лежащим на одной оси, можно сказать, что он практикует некий аскетический редукционизм. Покажем прежде всего, что это за ось. Затем, используя свой

Из книги Нормы в пространстве языка автора Федяева Наталья Дмитриевна

Проблемные поля фантастики

Из книги Самоучитель по философии и психологии автора Курпатов Андрей Владимирович

Эвтопия и дистопия научной фантастики Несмотря на то что сусеки научной фантастики плотно забиты произведениями, они особо интересующими сейчас нас материалами не изобилуют. Мы начнем просмотр постэплдоновских предложений фантастики с романа Артура Кларка «Конец

Из книги Язык, онтология и реализм автора Макеева Лолита Брониславовна

Сравнительная онтология фантастики Традиционно различают онтологию как теорию бытия и эпистемологию как теорию познания. Под онтологией философия понимает тот из своих разделов, который исследует начала всего сущего, то есть то, что в бытии является постоянным,

Из книги автора

Эпистемология фантастики{3} Вступление Этот раздел ничем не напоминает свою первоначальную версию (первого издания). Я посчитал тот вариант недостаточным, так как в стремлении сказать обо всем мне ни о чем не удалось высказаться в полной мере. Эпистемология - это теория

Из книги автора

Генерирующие структуры фантастики Теперь обратимся к тем элементарным операциям, которые лежат в основе творчества в сфере фантастической литературы:1) восприятие готовой структуры событий с локальными или же нелокальными подстановками;2) простая или сложная

Из книги автора

Структурные классификаторы научной фантастики Повторим вкратце, что мы определили в качестве основных компонентов структурного анализа фантастики. Пытаясь разделить на составные части генератор фантастики, мы обратились к элементарным операторам, начиная от

Из книги автора

V. Социология научной фантастики Характер замкнутого анклава, который присущ фантастике по сравнению с остальной литературой, своеобразен. Если отбросить программные манифесты, то не существует в поэтической критике ничего такого, что можно было бы назвать делением

Из книги автора

3.1. Социальные и когнитивные языковые нормы 3.1.1. Понятие нормы в лингвистике Активное использование термина норма в лингвистических исследованиях обусловлено значимостью для языка / речи критерия «нормативно – ненормативно». С одной стороны, языковая система является

Из книги автора

Семен Семеныч Вопросы и языковые игры

Из книги автора

1.4. Языковые каркасы Р. Карнапа Возможно, кому-то вопрос о том, как ставилась и решалась проблема соотношения реальности и языка в рамках логического позитивизма, покажется, по меньшей мере, надуманным, ибо ни одно философское направление в XX в. не выразило такого

Документ без названия

Rieder J. Colonialism and the Emergence of Science Fiction
Middletown, CT: Wesleyan University Press, 2008. - XIV, 183 p. - (Early Classics of Science Fiction).

Banerjee A. We Modern People: Science Fiction and the Making of Russian Modernity
Middletown, CT: Wesleyan University Press, 2012. - X, 206 p. - (Early Classics of Science Fiction).

Bould M. Science Fiction
L.; N.Y.: Routledge, 2012. - VI, 239 p. - (Routledge Film Guidebooks).

Alien Imaginations: Science Fiction and Tales of Transnationalism / Eds. U. Küchler, S. Maehl, G. Stout.
N.Y.; L.: Bloomsbury, 2015. - XVIII, 249 p.

Популярная литература долгое время изучалась методами количественного ана­ли­за, а не качественными, традиционно используемыми при исследовании ка­ноничес­кой литературы. В то время как «великие» авторы и тексты пристально прочитывались с применением методов исторической и теоретической поэтик, популярная литература изучалась социологами литературы, которые фокусировались на издательских политиках, книжных тиражах, читательских аудиториях и любительских сообществах. Между тем, ряд особенностей популярной литературы, отличающих ее от литературы канонической, все же обращает на себя внимание и заставляет искать подходы к качественному ее анализу и к созданию культурной истории отдельных ее жанров.

Общее место истории литературы начала XX в. - утвердившееся мнение о расшатывании жанровых границ в элитарной литературе, ориентированной на очень узкую прослойку образованных читателей, и укреплении жанровости в популярной литературе, формирование которой относится к рубежу XIX-XX вв. и связывается с изменением условий производства, трансляции и рецепции текстов. Однако также общеизвестно, что в те периоды своей истории, когда теоретическая поэтика была, по сути, неотделима от классической риторики, высокая, классическая литература представляла строгую систему четко опознаваемых жанров, возводимых традиционно к Аристотелю и Гегелю. Разница между классической жанровой системой и системой популярных жанров очевидна. Названия классических жанров даны исследователям самим литературным процессом, а историческая реконструкция генезиса и развития референциальных логик, относящихся к именам и жанровым понятиям, практически неосуществима . Популярные жанры, напротив, родились недавно, возникновение или хотя бы ранние случаи употребления их жанровых имен известны ученым, а процессы ассоциации имени и жанрового содержания представляют интригующий диалог между агентами литературного процесса (авторами, издателями, критиками, простыми читателями и др.) в доступном изучению медийном контексте. Следует отметить, что сами термины классической жанрологии (драма, элегия, сонет и др.) могут быть совершенно непонят­ны простому читателю, так как требуют перевода на современные языки. Названия же популярных жанров в основном поставляются в международный литературный контекст из английского языка (детектив, триллер, хоррор и др.), но даже в тех случаях, когда отдельная национальная литература имеет собственное название для жанра (например, термин «научная фантастика» как вариант «science fiction»), англоязычный термин все же без проблем опознается широкой аудиторией.

Близость популярных жанров к нам по времени создает обманчивую видимость простоты, которая на поверку оборачивается сложной системой взаимодействия художественных текстов, читательских ожиданий, политики издателей и авторских интенций и надежд. Исторически формирование популярных жанров совпадает с напряженными и порой драматическими процессами имперской экспансии лидирующих европейских стран на рубеже XIX-XX вв., которые сопровождались не только циркуляцией капиталов и рабочей силы, но также обменом культурными практиками, в частности практиками художественного письма. Существенную роль в формировании отдельных жанров популярной литературы играли и процессы интенсивной модернизации (в особенности научно-технической) в США, России и странах Европы на рубеже XIX-XX вв. Формирование и развитие популярных жанров происходило в плотном дискурсивном контексте не только художественного, но также бытового, академического, научного, публицистического типов письма, каждый из которых оказывал воздействие на становящиеся жанровые формации и новые виды литературной коммуникации.

Один из жанров популярной литературы, генезис и развитие которого подробно изучены, - научная фантастика. Этот пример показателен в том смысле, что исследователей-фантастоведов занимают не только вопросы построения исторического нарратива жанра, но в равной мере и метатеоретические проблемы, среди которых - описание жанровой динамики как глобального литературного проекта и вопрос о месте и времени рождения жанра.

Любопытный взгляд на решение этих проблем предлагается в книге английского исследователя Джона Ридера, профессора английского языка Гавайского университета в Маноа, «Колониализм и становление научной фантастики» (2008) и в работе профессора кафедры сравнительного литературоведения Корнелльского университета Аниндиты Банерджи «Мы, современные люди: научная фантастика и сотворение русской модерности» (2012). Книга Ридера вышла восемь лет назад, однако в разговоре о жанрологическом аспекте современного западного фантастоведения эту работу нельзя обойти молчанием: Ридер одним из первых связал становление художественного хронотопа с политикой имперского колониализма Британской империи рубежа XIX-XX вв. В книге Банерджи рассматривается история жанра научной фантастики в России конца XIX - начала XX в. на материале мало­известном и малоизученном - как западными, так и отечественными историками литературы и фантастоведами. Он включает в себя не только художественные тек­сты, но также научные и научно-популярные публикации и раскрывает реакцию людей на стремительно ускоряющийся технический прогресс рубежа XIX-XX вв.

Является ли научная фантастика глобальным литературным проектом? Истории американского, европейского и, в том числе, русского изводов жанра хорошо изучены, однако богатая традиция научной фантастики существует также в Индии, Китае, Японии, Германии, Канаде, Финляндии и т.д. Трансформация разрозненных сведений об отдельных авторах, текстах, культурных, социальных и политических ситуациях в глобальный нарратив проблематична. Один из радикальных вариантов решения этой проблемы заключается в создании постоянно расширяющейся энциклопедии научно-фантастического жанра, точнее, двух энциклопедий: «Энциклопедии научной фантастики» Дж. Клюта и П. Николса и «Энциклопедии фэнтези» Дж. Клюта и Дж. Гранта . Хотя каждая энциклопедия имеет в основе некое объединяющее представление о жанре, оно, по выражению фантастоведа Р. Локхёрста, «расколото и разбросано между отдельными статьями, которые и не должны читаться последовательно, и распределено между частными эмпирическими обзорами так, что читатель постоянно перепрыгивает от одного текста к другому, следуя системе гиперссылок, не имея при этом возможности уловить целое» .

Другой вопрос - как рассуждать о «рождении» жанра в терминах глобальной, транснациональной поэтики? Жанр формируется сразу в нескольких странах или, сформировавшись в одной, совершает экспансию и колонизирует другие культурные территории? Как уловить и, тем более, описать «момент» истории литературы, когда жанра не было и вот он есть - живет и функционирует, опознается читателями, писателями и учеными?

С момента своего появления в 1970-х гг. и до конца XX в. западное фантастове­дение существовало под знаком марксистcкой критики, в рамках которой элитар­ная и массовая литературы четко разграничивались. Изучение последней оправ­дывалось установлением культурного родства между каноническими текстами и научной фантастикой. Проблемно-тематический анализ обнаруживает традиционные для научной фантастики темы космических полетов, контактов с пришельцами и создания искусственной жизни в литературе от античности до британского романтизма . Парадигматический сдвиг в создании истории научной фантастики происходит в книге Г. Уэстфала «Механизмы чуда» (1998), содержащей пристальное прочтение не только художественных текстов, но и выступлений редакторов, критиков, писем читателей и редакторов и тому подобных документов . Исследователь даже указывает точную дату рождения жанра - 1926 г., когда издатель Х. Гернсбек предложил в своем журнале «Amazing Stories» термин «scientifiction», ставший позднее привычным нам «science fiction». Таким образом, ученый отождествляет историю жанра с историей его имени. Несмотря на американоцент­ричность и радикальность такого подхода, Уэстфал, во-первых, наглядно продемонстрировал, что история научной фантастики ценна сама по себе, вне ее связи с канонической литературой, а во-вторых, ввел в историю жанра значимое социокультурное измерение. Разумеется, внешние социальный и политический контексты всегда были частью литературной истории, а историзация текста нередко выступала одним из базовых инструментов литературоведческого анализа. Но Уэстфал проблемати­зировал само понятие культурной истории, понимаемой как «расширяющаяся область, которую предлагается описывать не через заранее данные категории, а через изучение конструируемых писателями маршрутов в неструктурированном культурном поле, артефакты которого они постоянно просеивают и сортируют, едва ли вообще заботясь о том, является ли что-либо научной фантастикой, фэнтези, готической литературой, темным фэнтези, слипстримом (slipstream), “новым странным” (New Weird) или любым другим новейшим таксономическим изобретением» .

По-разному описывая момент формирования научной фантастики, ученые тем не менее согласны, что жанр неразрывно связан с технической и социальной модернизацией в странах Европы (в том числе и в России) и в Америке на рубеже XIX-XX вв. Научная фантастика рассматривается как жанр, который не только отражает становящуюся модерность, но и играет решающую роль в критическом ее осмыслении . Автор недавней книги по историографии научной фантастики «Ударные волны возможностей» Ф. Вегнер, рассуждая о возможностях написания «мировой истории» жанра, предлагает представить его как изначально глобальный культурный проект (охватывающий, как минимум, литературу и кинематограф). Ученый замечает, что научная фантастика возникает на рубеже XIX-XX вв., почти одновременно в разных странах Евразии: Британии, Германии, России, Японии и Швеции. В конце 1920-х гг., по утверждению Вегнера, происходит американизация жанра, его заключение в «гетто» американских дешевых бульварных журналов (pulp magazines). Именно в этот период жанр и получает свое англоязычное название «science fiction», знакомое сейчас читателям по всему миру. С 1950-х гг. с усовершенствованием средств печати научная фантастика из формата журнальных публикаций переходит в книжный формат, что обеспечило ее активную экспансию и возвращение в глобальный культурный контекст .

Отличительной особенностью вегнеровского переосмысления истории научной фантастики является стремление избежать проблемы поиска жанровой дефиниции. В последнее время особую актуальность приобретает определение научной фантастики, предложенное писателем и критиком Д. Найтом еще в 1956 г.: термин «научная фантастика» «означает то, на что мы указываем, когда произносим его» . Культурная история научной фантастики выстраивается ретроспективно на основании интуитивного понимания жанра сообществом читателей (в том числе профессиональных) через поиск тематических «рифм» в текстах. К числу активно обсуждаемых в современном фантастоведении «рифм» относятся колониальная и постколониальная политика (рассматриваемая в книге Ридера) и становление западной модерности (рассматриваемое в работе Банерджи) как ключевые факторы формирования научной фантастики.

Избранная Ридером и Банерджи методика выгодно отличается от традиционной исторической поэтики (хотя, безусловно, и многое у нее заимствует): они актуализируют взаимосвязь между формирующимся художественным хронотопом и внешними условиями производства и рецепции текстов.

Ридер определяет становление научной фантас­тики так: «Слияние набора ожиданий от жанра в узнаваемые условия производства и рецепции, которые позволяют одновременно писателям и читателям прочитывать отдельные тексты как образцы того типа письма, который в 1920-х гг. и позднее стал называться научной фантастикой» (с. 15). При этом автор отмечает, что появление нового жанра всегда сопряжено с коренными сдвигами в уже существующей в культуре системе жанров. Характеристики нового жанра приобретают смысл только в том случае, если они вписываются в уже имеющуюся сеть сходств и отличий по сравнению с другими жанрами. Таким образом, задача историка состоит не в том, чтобы указать на уникальность текста или группы текстов, а в том, чтобы определить точное мес­то разлома старой системы ожиданий и понять его социокультурную природу (с. 19). Ридер заключает: «Меняющиеся социальные горизонты, внутри которых происходило становление научной фантастики, слишком сложны, чтобы мы могли выделить в них какой-либо один “ключевой” элемент. <…> Описание рождения жанра должно быть сродни плетению сложного узора, состоящего из разрозненных социологических, экономических и литературоведческих нарративов» (с. 20).

Научная фантастика всегда ассоциировалась с идеей прогресса (технического, социального и др.), однако, как заметил Ф. Джеймисон, устремленность научной фантастики в будущее - лишь иллюзия, а истинная область интересов жанра лежит в настоящем, воспринимаемом как «прошлое чего-то грядущего» . Колониальная экспансия Британской империи нашла отражение в особом типе приключенческих романов о путешествии в затерянный мир; последний - объект и жертва цивилизующего импульса стран Запада. Освоение затерянного мира рассматривается как путешествие в прошлое западной цивилизации, буколическую утопию, еще не подвергшуюся социотехнической модернизации. В то же время помимо романтического нарратива, истории о затерянных мирах и утраченных расах включали в себя компонент научного, этнографического и картографического дискурсов. С одной стороны, пишет Ридер, эти дискурсы были прямым продолжением колонизаторской политики апроприации. Захват новой территории сопровождался изучением и описанием ее природных богатств. С другой - ландшафт и его коренные обитатели оказываются истинными героями путешествий в затерянные миры. Последнее наблюдение позволяет автору установить связь между путешест­виями в затерянный мир и научной фантастикой и увидеть ценность обоих типов письма в их способности изобразить фигуру экзотического Другого, или пришельца (alien). Ридер проводит любопытную параллель между романом А.К. Дойла «Затерянный мир» (1912) и рассказом американского фантаста С. Вейнбаума «Марсианская Одиссея» (1934). В первом случае на недоступном плато герои иссле­дуют «осколок» «нашего» доисторического прошлого и обнаруживают утраченное эволюционное звено между обезьяной и человеком. Во втором герой путешествует по поверхности Марса, представленной как возможное будущее нашей планеты, столь же чуждое и враждебное, как и доисторическая земля из романа Дойла.

Продолжая эти рассуждения, Ридер отмечает, что истинное удовольствие от чтения научной фантастики заключается в способности жанра выступать в ка­честве «эпистемологической загадки, постепенно раскрывающейся интерпретативной парадигмы, придающей логическую связность несуществующему миру» (с. 63). Точнее эта мысль была высказана ранее тем же Джеймисоном, отметившим миметическую природу научной фантастики - ее способность подражать процедуре научного открытия . Базовым элементом научной фантастики как литературы «когнитивного остранения», по утверждению Д. Сувина, является наличие «новума» (novum ), или технической инновации, выводящей читателя из сферы автоматизации восприя­тия, заставляющей его по-новому увидеть привычное эмпирическое окружение . К. Фридман переосмысляет понимание жанра Сувином и актуализирует его прагматический аспект. Ученый рассуждает о двух производимых научной фантастикой диалектически взаимосвязанных эффектах: эффекте остранения, заключающемся в репрезентации воображаемого мира, отличного от привычного автору эмпирического окружения, и эффекте познания, понимаемом как способность научной фантастики провоцировать читателя на критическое осмысление содержащихся в ней мысленных экстраполяций современного технического прогресса в будущее.

Отталкиваясь от этой концепции жанра, Ридер раскрывает ряд «драм интерпретации» - попыток прочитать тексты колониальной литературы через призму научной фантастики. В своей ранней форме научная фантастика совместила различные формы письма (утопия, реалистический и приключенческий роман, сати­ра) с целью придать логическую связность воображаемым и невозможным мирам, которые не являются утопией или сатирой по отдельности, но конгломератами всех их характеристик (с. 64). Привнесение научно-фантастического «новума» в хронотоп о затерянном мире позволяет сменить перспективу - переместиться в сознание колонизируемого и постичь логику его поступков даже при том, что он отличается от захватчика так же, как один биологический вид отличается от другого (с. 75).

Расовая политика колонизаторов в начале XX в., с одной стороны, рассматривала обитателей колонизируемых территорий как представителей иного биологического вида, с другой - видела в них прошлые ступени эволюции белых европейцев. Г. Уэллс, осмысляя этот мотив в романе «Машина времени», совершает биологическую экстраполяцию и описывает два подвида человечества будущего: элоев и морлоков. Традиционно этот роман интерпретируется как форма марксистского социального моделирования. Ридер, однако, предлагает увидеть в нем перенос хронотопа путешествия в колонизируемую территорию в будущее, в котором Земля вернулась к своему доисторическому состоянию (с. 87).

Расовые теории рубежа XIX-XX вв., рассмотренные через призму исследований в области антропологии и теории эволюции Дарвина с привнесением научно-фантастического «новума», в художественной форме стали почвой для переосмысления категорий «природное» и «искусственное». Образ доктора Моро родился как дарвинистская трактовка фигуры Франкенштейна из романа Шелли и в то же время является буквализацией расистских идеологических фантазий колонизаторов. Создания Моро - гротескные пародии на человека, для которых доктор предстает не создателем, а рабовладельцем (с. 107). Если морлоки и животные доктора Моро могут быть поняты как скептические художественные переосмысления идей эволюции и биологического прогресса, то марсиане Уэллса, наоборот, интерпретируются Ридером как символический образ возможного будущего, в котором человеческий интеллект отчужден от эмоций, а тела полностью инструментальны (с. 111).

Колонизатор рассматривает покорение дикой территории как позитивный опыт привнесения цивилизации диким народам. Иная перспектива позволяет увидеть позицию колонизируемого народа, для которого приход колонизаторов встраивается в эсхатологическую картину мира и связывается с концом света. В романе «После Лондона» (1885) Р. Джеффрис изображает постапокалиптический, разрушенный, варварский Лондон. По мысли Ридера, он продолжает традицию реалистического романа XIX в., детально изображая искаженную текстуру ландшафта будущего, и достигает таким образом удивительного правдоподобия футурологической образности глобальной катастрофы и ее последствий (с. 128).

Ридер рассматривает становление и развитие научной фантастики как находящиеся под сильным воздействием идеологии колониализма и империализма. В истории жанра невозможно выделить «первый» текст или указать на одного «создателя». Научная фантастика формируется на пересечении тем и приемов, кото­рые были актуальны и активно разрабатывались в повествованиях о путе­шествиях в затерянные миры и захваченные колонизаторами территории и определенная конфигурация которых с течением времени стала опознаваться как научно-фантастичес­кий хронотоп. Иная перспектива предлагается в книге Банерджи «Мы, современные люди». Если для Ридера фундаментом научной фантастики стали конфигурации литературных сюжетов о колониализме, то для Банерджи научная фантастика - неотъемлемая часть формирования модерности в России рубежа XIX-XX вв.

Аниндита Банерджи - специалист по истории русской научной фантастики, проблемам глобализации и постколониализму. Ее работы посвящены одной, но осве­щаемой с разных позиций проблемати­ке - механизмам взаимовлияния науч­но-технического прогрес­са и культуры. Сейчас она работает над новой книгой под названием «Горючая фантастика» («Fuel Fiction»), в которой обращается к проб­лемам взаимодействия энергии и искусства в современной России.

В книге «Мы, современные люди» автор отказы­вается от анализа поэтики отдельных текстов в пользу изу­чения богатого дискурсивного поля, которое об­разуют тонкие литературные и научно-популярные журналы («Природа и люди», «Вокруг света» и др.). В отечественном фантастоведении история жанра научной фантастики часто описывается в традициях исторической поэтики и представляет собой уходящую в глубь веков цепочку художественных произведений, скрепленных друг с другом ретроспективно выделенными в них общими темами и мотивами. При этом контекст бытования текстов, а также медийный фундамент их генезиса и функцио­нирования рассматривается только в той мере, в какой они способствуют уста­новлению связей жанра с его культурными предками. Банерджи, напротив, рассматривает литературные произведения в контексте журнальной культуры и риторики научно-популярного дискурса. По утверждению автора, журналы, специализировавшиеся на популярной литературе и науке, продуктивно сочетали риторику научного и художественного письма и тем самым способствовали установлению контактов между «космополитичной интеллигенцией и набирающим силу средним классом, Петербургом и провинцией, городскими потребителями, учителями сельских школ и приходскими священниками, профессиональными учеными и любителями, а в особенности между писателями и их читателями» (с. 9).

Анализируя конкретный эмпирический материал, Банерджи приходит к любо­пытным теоретическим заключениям и раскрывает специфику русской модерности, формирование и становление которой происходило по особой, альтернативной западной, модели. Исследование Банерджи было с энтузиазмом воспринято западными учеными, о чем, в частности, свидетельствует присужденная ей в 2012 г. премия в области изучения научной фантастики и технокультуры от Калифорнийского университета в Риверсайде. Благосклонно принял работу Банерджи и русский читатель. В 2013 г. автор была приглашена на Радио «Свобода», дала несколько интервью и участвовала в ряде дискуссий об истории русской научной фантастики и формировании модерности в России.

В центре внимания Банерджи - напряженный, внутренне драматичный процесс формирования под воздействием культурных практик виртуальной модернос­ти в России рубежа XIX-XX вв., которая, по мысли исследовательницы, вытесняла коллективно переживаемую травму научной и технологической отсталости от стран Запада. Научная фантастика в этом отношении выполняла педагогическую (ст­о­ит также добавить - терапевтическую) функцию: определяла форму и риторику (само)рефлексии о модерных воображаемых сообществах и создавала альтернативные модели развития страны, в которых Россия оказывалась прогрессивнее Запада. Проследить механику функционирования научной фантастики в процессе становления русской модерности Банерджи берется на примере тематических «арок», содержательно и концептуально связывающих «дореволюционную и большевистскую формы моделирования альтернативных реальностей и будущего» (с. 14). Она выделяет четыре тематические «арки»: роль воображаемых пространств научной фантастики в поиске национальной самоидентичности; научная фантастика как средство осмысления режимов восприятия времени, а значит, самого понятия модерности; отражение процесса электрификации страны начала XX в. в утопической научной фантастике; дихотомия индустриальной механизации и богостроительства в послереволюционной России. Каждую из «арок» автор последовательно раскрывает в четырех главах исследования, актуализируя диалогическую природу взаимопроникновения научных и эстетических практик и их влияние на реальные категории пространства и времени, энергии и человечности.

В главе «Покоряя пространство», отталкиваясь от предложенного Ф. Джей­мисоном определения научной фантастики как «пространственного жанра», Банерджи исследует три вертикальных уровня, в которых происходило формиро­вание пространственной модерности: земля, небо, космос. Автор анализирует публикации в журналах «Природа и люди» и «Вокруг света» и заключает, что они давали каждому читателю возможность почувствовать себя активным участником описываемых приключений. В результате, по мысли автора, сформировался особый класс читателей - «кабинетных географов», знатоков виртуального мира за домашними стенами. Начало строительства Транссибирской магистрали в конце XIX в. сделало Сибирь на страницах журналов утопическим локусом гармонии науки, технологий и человека. Авиация же была сильно скомпрометирована использованием аэропланов в период Первой мировой войны, из-за чего воздушный транспорт стал устойчивым символом насилия над природой и нарушения мирового порядка.

В то время как сюжеты о покорении земли и воздуха сочетали реальное и воображаемое, космос долгое время был доступен только виртуальному осмыслению. Специфика репрезентаций космоса заключалась в том, что он в отличие от авиации не был скомпрометирован ассоциациями с военной жестокостью. Более того: научное изучение космоса началось параллельно в России и на Западе, что позволяло первой преодолеть чувство собственной технологической отсталости и на равных конкурировать с передовыми странами. Автор называет два основных направления, в которых происходило осмысление космоса: описание одновременно его научно-технического аспекта и символического и эсхатологического значения («На Луне», «Грезы о Земле и небе», «Вне Земли» К. Циолковского); изображение космоса как конечного, доступного для заселения пространства («Красная звезда» К. Богданова, «Аэлита» А.Н. Толстого).

Во второй главе («Преодолевая время») Банерджи описывает произошедшие под воздействием технического прогресса изменения в восприятии времени. Развитие транспорта в начале XX в. акцентировало связь прогресса с личной продуктивностью и эффективностью и тем самым оказало влияние на восприятие времени в целом. Всеобщее ускорение темпа жизни привело к оформлению четкой демаркации между опосредованным наукой общественным стандартизированным временем и временем личным. Научная фантастика, утверждает исследовательница, сыграла роль в установлении баланса между этими двумя полюсами. В рассказе «Семь земных соблазнов» В.Я. Брюсова стандартизированное (дегуманизирующее) время изображается как отрицательная характеристика западной модерности. Эволюции героя романа «Мы» Е. Замятина - это движение к бунту против абсолютизирующего времени и осознанию собственного временнóго пространства.

Автор отдельно рассматривает мотив опасности, связанной с научно-техничес­ким прогрессом. Так, электричество автор интерпретирует одновременно как позитивную энергию прогресса, движущую силу утопии, но также и как метафору иррациональной, сверхъестественной энергии. Раскрывая диалектическую связь между этими двумя формами осмысления электричества, Банерджи сравнивает их с анодом и катодом. Первый служит метафорой позитивистского понимания электричества, рационально постигаемого и объясняемого. Олицетворением анода выступает М.В. Ломоносов, «гипермаскулинная» инкарнация мифического Прометея, преподносящего людям в дар электричество как покоренную силу природы. Отрицательно заряженный катод представляет «женское» понимание природы электричества, которое нашло отражение в распространенных в начале XX в. месмерических практиках и экспериментах по гальванизации трупов. Эти противоположные модусы понимания электричества связываются в социально-утопической научной фантастике, в которой оно наделяется преобразующей силой, нравственно трансформирующей человека и общество. Так, в романе В.Ф. Одоевского «4338-й год» (1835) посредством электричества, позволяющего заглянуть за пределы эмпирического мира, осуществляется слияние внутреннего мира человека с внешней средой и разрешается оппозиция между мыслью и материей, разумом и интуицией.

В последней, четвертой главе Банерджи обращается к «антропологическим» литературным фантазиям. Здесь раскрывается последняя тематическая «арка» - «биологическая модерность», понимаемая как «биофизические, биопсихологичес­кие, биосоциальные и биокультурные изменения, объединенные направленностью на улучшение жизни» (с. 120). Автор обращается к трем научно-фантастическим сюжетам: физическое объединение души и тела; изменения окружающей среды с целью форсировать человеческую эволюцию; достижение бессмертия (с. 123). Анализируя роман К. Случевского «Профессор бессмертия» (1891), Банерджи заключает, что в нем Случевский одним из первых обнажил дегуманизирующий импульс, исходящий от обезличивающей технологической модернизации. В произведениях К. Циолковского она обнаруживает особый путь преодоления гегемонии бездушного «человека-машины» через трансформацию человека в «животно-рас­тение», представляющее собой самодостаточную экосистему.

Провокативная инновационность книги Банерджи для западного читателя заключается в утверждении, что жанровое имя «научная фантастика» появилось в России прежде, чем в Америке был «изобретен» термин «science fiction». Более того, следуя за Уэстфалом, исследовательница уравнивает институционализацию жанра как типа литературного письма и процесс вхождения жанрового имени в употребление. Банерджи устанавливает следующие временные рамки исследования: 1894-1923 гг. По мысли автора, в юбилейном номере журнала П.П. Сойкина «Природа и люди» за 1894 г. впервые используется словосочетание «научная фантастика» как жанровое обозначение. В 1923 г. в журнале «Русское искусство» выходит статья Е. Замятина «Новая русская проза», в которой, опять же по утверждению Банерджи, писатель знаменует становление научной фантастики как литературы нового типа. К сожалению, и в первом и во втором случае Банерджи приводит неточные сведения. Непросто ответить на вопрос, когда в России было «изобретено» жанровое имя «научная фантастика», ведь важен не столько сам факт его появления, сколько осмысленная и регулярная его атрибуция опознаваемым конфигурациям приемов и ожиданиям. Словосочетание «научно-фантастический» с 1910 г. стало встречаться на страницах журнала «Мир приключений», также принадлежащего П.П. Сойкину. Сначала это обозначение использовалось только применительно к произведениям Уэллса, а уже позже распространилось на романы и рассказы других зарубежных и отечественных авторов. Завершение процесса институционализации обозначения «научно-фантастический» как жанрового имени связано, действительно, с именем Замятина, но только не с его статьей «Новая русская проза», а с его биографией Уэллса (1922). В этой биографии Замятин, активно работая с термином «научно-фантастический», определяет круг современных ему авторов научной фантастики (А.Н. Толстой, А.И. Куприн и др.), а также вписывает жанр в международный контекст и видит культурные корни жанра в произведениях Т. Мора и Дж. Свифта .

Исследования Ридера и Банерджи касаются одной и той же проблемы - форми­рования жанра научной фантастики. Авторы рассматривают разные на­цио­нальные традиции, но приходят к схожим выводам и, что не менее важно, устанавливают схожие временные рамки формирования жанра. Ученые не сосредото­чи­ва­ются на социальном измерении отдельных текстов и не исследуют политический, экономический и технологический контексты их написания, но обнаруживают взаимозависимость между различными дискурсивными полями и научными и культурными практиками. Подобный взгляд на становление и развитие жанра - как на экспансию и апроприацию культурных практик - позволил авторам осуществить также продуктивный синтез исторической поэтики и социологии. Вопрос о синтезе этих дисциплин в рамках фантастоведения поднимается издавна: еще в 1977 г. вышел специальный выпуск журнала «Science Fiction Studies», посвященный социологии научной фантастики, а в 1987 г. появилась работа Б. Стэйблфорда «Социология научной фантастики» . В первом случае авторы статей сосредоточиваются на социальном измерении научной фантастики - ее адресатах и контекстах публикации и распространения. Исследование Стэйблфорда посвящено истории фанатских сообществ, поддерживающих и обеспечивающих функционирование жанра. Значение работ Ридера и Банерджи для междисциплинарного союза литературоведения и социологии заключается в том, что авторы актуализировали процессы циркуляции и обмена дискурсивных практик между наукой, культурой, политикой и социумом.

Иной подход к осмыслению научной фантастики как глобального жанра предлагается в обзорной работе «Научная фантастика» (2012) профессора Университета Западной Англии в Бристоле Марка Булда и в сборнике статей «Фантазии из космоса: научная фантастика и истории транснационализма» (2015), составленном Ульрикой Кёхлер, Силджи Маел и Грэмом Стаутом.

В конце 1960-х гг. в рамках масштабного проекта по исследованиям культуры происходит расширение образовательных программ в североамериканских вузах и включение в них курсов по популярной литературе, и в частности научной фантастике. Хотя одной из важных задач исследований культуры было повышение интереса к экзотическим национальным литературам, фантастоведение долгое время находило прибежище на кафедрах английского языка и литературы, а значит, оставалось англо- и американоцентричным. Развитие феминистской критики и квир-исследований позволяло до определенной степени включать в работы о научной фантастике экзотический материал. Заметная переориентация исследований фантастики произошла в начале 2000-х гг., когда в англоязычных научных журналах одновременно возродился интерес к «большим» научно-фантастическим литературам (советской, японской) и возросло любопытство по отношению к тем традициям, которые до этого рассматривались как производные от англо-американской . Наивысший успех литературная экзотика в фантастоведении приобрела благодаря набирающей силу «черной» фантастике, или «афрофутуризму», и малым национальным традициям жанра , а также все большему влиянию, которое приобретают исследования животных («animal studies»), растений («plant studies») и камней («rock studies») .

Цель книги Булда, как она формулируется самим автором, - проследить динамику в изображении имперской колониальной идеологии в научной фантастике до начала Первой мировой войны, а затем - развитие антиколониальных революционных настроений в британской фантастике «новой волны» середины XX в. и антивьетнамской фантастике в США. В завершение автор анализирует политику неолиберализма в литературе XXI в. Вслед за Ридером Булд связывает рождение жанра научной фантастики с колониальной политикой Британской империи. В то же время он включает в свою историю жанра кинематограф - в противовес литературоцентричности культурной истории научной фантастики. Это отвечает призывам переосмыслить развитие жанра именно как культурную историю, то есть включающую в себя разные творческие практики, а не только литературные, и показать жанр научной фантастики как изначально сложное, многоплановое, гибридное образование.

Булд берется рассмотреть фильмы из более чем сорока стран, вышедшие в период с 1895 по 2010 г., не ограничиваясь при этом картинами, известными лишь историкам, а стараясь максимально широко охватить кинематографический ма­териал. Несмотря на столь заманчивые обещания, автор тем не менее останавливается в основном на англоязычных фильмах. Разумеется, в фокус его внимания попадают малоизвестные ранние французские и немецкие фильмы, а также фантастическое кино Дании и Швеции, однако они используются, скорее, как фон для рассуждений о способах отражения колониальной идеологии в американском кине­матографе.

В книге приводятся любопытные сравнения американского кино до войны во Вьетнаме и после. Согласно теории модернизации, все нации идут по одно­му пути развития, но с разной скоростью. К середине XX в. США воспринимается как лидирующая мировая держава, которая в других странах видит лишь свое прошлое. Мультикультурализм развитой страны оборачивается формой расизма, внешне принимающего нормы и обычаи других народов, но на самом деле стремящегося к колонизации и подавлению последних. Возвращение к этой идее Булд видит в фильме конца XX в. «День независимости» (1997), где Америка изображается как патриархальная сверхдержава, отвечающая перед пришельцами за все человечество и защищающая его от захватчиков. Присутствующий на экране чернокожий герой выполняет функции обезличенной боевой единицы (с. 160-162). До начала войны во Вьетнаме Америка была страной без колоний, поражение же в войне за колонию привело к формированию постимперской меланхолии, нашедшей отражение в фильмах «Планета обезьян» (1968) и «Человек Омега» (1971), главные герои которых - белые спасители человечества от нечеловеческих (представляющих иные расы) Других: в первом случае - разумных обезьян, во втором - порожденных вирусом вампиров (с. 171).

Интригующе смотрится обнаруженная Булдом параллель между блокбастерами, выходившими в Англии и Америке в 1970-1980-е гг., авторским сюрреалистическим кино и независимыми недорогими кинопроектами. Так, в один ряд он помещает фильмы «Терминатор» (1984), «Зеленый сойлент» (1973), «Голова-лас­тик» (1977), «Робокоп» (1987), «Чужие среди нас» (1988) и «Тэцуо, железный человек» (1989). Объединяет все фильмы, по мысли автора, общий визуальный фон - постиндустриальные пейзажи с разрушенными и опустевшими фабриками и ржавеющим оборудованием, которые призваны служить напоминанием о физическом труде, от которого политический и социокультурный неолиберализм стремится убежать в область виртуальных услуг (с. 182).

Научно-фантастические литература и кинематограф, заключает Булд, родились почти одновременно и явились продуктом имперской колониальной политики западных стран, и именно эту идеологию они продолжают транслировать сегодня, уже в глобализированном мире (с. 195).

Схожая логика лежит в основе сборника «Фантазии из космоса». Способность жанра научной фантас­тики к построению мысленных экстраполяций позво­ляет рассматривать продукты воображения писателей как условно достоверные образы, доступные для научного изучения методами различных дисциплин. Репрезентации пришельцев в научной фантастике создатели сборника предлагают прочитывать двояко: они видят, с одной стороны, воздействие исследований по антропологии и этнографии экзотических культур на поэтическую образность повествований о встречах с пришельцами, а с другой - возможности применить эти же научные методы к анализу продуктов литературного вымысла. При этом, как отмечают составители, социополитический фундамент научно-фантастической образности формировался под воздействием империализма и колониализма (с. 4).

Оригинальное название сборника («Alien Imaginations») многозначно: оно может означать и то, как мы представляем себе пришельцев, инопланетные культуры и вообще все чуждое нам, людям, и то, как пришельцы представляют себе человека; оно также несет на себе отпечаток психоаналитической концепции жуткого. Эта многозначность названия находит отражение в статье Ульрики Кёхлер из Свободного университета в Берлине. Она указывает, что для интерпретации текстов культуры, описывающих контакты с Другим, необходимо постоянно совершать перевод с нашего представления о Другом на представление Другого о нас. Автор предлагает рассмотреть эстетическое измерение этого процесса и сосредоточивает внимание на репрезентациях «чужеродного искусства» в литературе (с. 32). Анализируя роман Е. Замятина «Мы», она приходит к выводу, что в нем искусство (музыка) выступает как форма познания. После контакта с музыкой Скрябина повествователь, Д-503, отчуждается от себя и от окружающего его политического режима; таким образом, эстетический опыт героя становится тем импульсом, который понуждает его бежать из тоталитарного общества. В результате окружение, изначально воспринимаемое как знакомое, под воздействием силы искусства начинает ощущаться как чужое (с. 44).

Анализ образов пришельцев в кино предлагается в статье Бьянки Вестерман из Рурского университета в Бохуме (Германия). Автор предлагает критическое прочтение двух голливудских фильмов 2009 г.: «Аватар» и «Район № 9». Она затрагивает проблему понимания гибридности и рассматривает ее на нескольких уровнях. С одной стороны, Вестерман указывает на гибридный характер изображенных в фильмах технологий. Создатели «Аватара» раскрыли конфликт между старым, относящимся к XX в. пониманием технологий как продуктов индустриального, «технофильного» общества и новым, принадлежащим к XXI в. взглядом на технологии как, прежде всего, электронные и информационные коммуникационные сети. Носители первого понимания - люди, носители второго - жители планеты Пандора, «технология» которых позволяет им подключаться к коллективному разуму - к планетарной информационной сети. Главный герой «Аватара», Джейк Салли, подключившись к этой сети, становится своего рода киборгом - человеком, чьи природные способности стократно усилены с помощью технологий. Превращение Салли в киборга подрывает оппозицию между знакомым и чуждым: герой - сам пришелец в мире Пандоры - сливается с изначально чуждой ему инопланетной технологией и отвергает родную технологию, бессильную исцелить его физическую немощь (Салли прикован к инвалидной коляске).

Проблема гибридности связывается в статье также с позитивными и отрицательными трансформациями человеческого тела, вызванными контактом с пришельцами. В отличие от «Аватара», фильм «Район № 9» рассказывает не о колонизации другой планеты, а о посещении Земли инопланетянами. В ходе контакта с пришельцами земляне сначала видят в них незнакомцев и чужаков, которые впоследствии образуют коллективного Другого - враждебного, опасного и непостижимого. Один из ключевых сюжетных поворотов фильма - заражение землянина кровью пришельца и его постепенное превращение в инопланетянина. По мысли Вестерман, эта трансформация позволила создателям фильма перенести симпатию зрителя на инопланетян и изобразить их как человекоподобных (не физически, а внутренне) существ (с. 144).

«Район № 9» рассматривается и в статье наиболее известного из авторов сборника - Эндрю М. Батлера , профессора Университета в Кентербери, редактора журнала «Extrapolation» и автора статей и книг о Терри Пратчете, Филипе К. Дике, Йене М. Бэнксе и др. От интерпретации Вестерман его статья отличается более тонко подобранным аналитическим аппаратом и большим вниманием к нюансам. Он отмечает, что фильм может быть прочитан как критическая аллегория расовой политики апартеида. В то же время научная фантастика никогда не является только аллегорией. За художественной аллегорией всегда стоит реальный объект или понятие, но в научной фантастике образ всегда дистанцирован от внетекстовой реальности до такой степени, что сам становится реальностью - мысленной экстраполяцией современности в будущее (с. 100). Герой фильма заражается вирусом пришельцев и сам становиться одним из них. Эта трансформация отчуждает его от семьи, дома, работы, но не мешает зрительской симпатии, не позволяющей виде­ть в нем пришельца. Фигурирующие в фильме нигерийцы в большей степени, чем герой, вызывают ассоциации с враждебными иноземными захватчиками. И, наконец, сами пришельцы противопоставлены как герою, так и нигерийцам и провоцируют в зрителях расовую неприязнь и отторжение. Эта реакция вызывается через изображение инопланетян физически отталкивающими - их чуждая человеку телесность агрессивно демонстрируется и подчеркивается (с. 106). Таким образом, заключает автор, образность фильма провоцирует в зрителе чувство расовой неприязни поочередно к каждой из представленных групп, но эта неприязнь не закрепляется ни за одной из них, а постоянно перенаправляется (с. 109).

Джен Карузо из Колледжа искусства и дизайна (Миннеаполис, США) предлагает марксистское прочтение одного из текстов, ознаменовавших начало XXI в. в истории научно-фантастического жанра, - романа У. Гибсона «Распознавание об­разов». Автор начал работу над романом незадолго до событий 11 сентября 2001 г. и закончил вскоре после них. Время действия - ближайшее будущее, практически неотличимое от настоящего - 2002 г. (из печати роман вышел только год спустя, в 2003 г.). Из-за постоянных авиаперелетов Кейс Поллард страдает расстройством суточного биоритма. Недомогания героини описываются в романе как драматическое «отставание» души от тела, стремительно перемещающегося с места на место, словно бы старающегося нагнать все ускоряющийся процесс глобализации (с. 197). Кейс обладает уникальным качеством - она с легкостью, интуитивно угадывает, какой из новых брендов рынка «заиграет», а какой нет. Однако героиня не может объяснить, откуда у нее это знание, она не обладает никакими приобретенными или врожденными художественными навыками, которые могли бы подсказать ей правильный ответ. Согласно Карузо, основная тема романа - отчуждение души от тела как форма профессионализации и коммерциализации неотделимой от человека интуиции (с. 198).

Одна из наиболее провокативных статей сборника - статья Джеррита К. Рёс­слера из Виргинского университета (США), посвященная сложной системе театральных знаков, окружающих шекспировского Гамлета, как киберпространству. Анализируя слова Гамлета, сказанные над могилой Офелии перед двором дя­ди-короля: «К его услугам я, принц Гамлет Датский», - автор отмечает множест­венность знаковых систем, в которые персонаж помещает себя одним лишь этим высказыванием и в каждой из которых отыгрывает определенную роль, определяемую конкретной системой. Перемещение Гамлета из одной системы в другую на протяжении пьесы автор сравнивает с путешествиями по просторам киберпространства героев У. Гибсона. Как и призрак его отца, Гамлет перемещается между пространствами реального и виртуального, жизнью и смертью, между «1» и «0», между «быть» и «не быть» и, таким образом, становится центральным экзистенциальным персонажем цифровой эпохи (с. 228). Путешественник по киберпространству всегда помнит, что окружающий его виртуальный мир - лишь симуляция, как и театральная постановка является лишь имитацией. Таким образом, заключает автор, ключевое требование к посетителю киберпространства - соблюдение эпистемологической дистанции (с. 235).

Авторы сборника не представляют научную фантастику как глобальный проект, а рассматривают, как меняется восприятие научно-фантастических текстов, отражающих политику колониализма и империализма в изменившемся глобализированном мире. Тем не менее сборник показателен тем, что наглядно демонстрирует интерпретативные стратегии, ставшие нормативными для западного фантастоведения к середине 2010-х гг. Академическое сообщество - одно из множества сообществ («интерпретативных сообществ», пользуясь термином С. Фиша) творцов и потребителей научной фантастики. Продолжая рассуждения о природе жанра, начатые в рассмотренной выше книге, в статье «Определять жанр НФ или нет» Ридер приходит к выводу, что коллективные творец и потребитель жанра часто описываются как совокупность анонимных и разрозненных дискурсивных агентов . Однако точнее и правильнее было бы рассматривать эти совокупности агентов, пишет Ридер, как «сообщества практики», включающие читателей, писателей, издателей и фанатов жанра, объединенных разделяемым ими интуитивным представлением о научной фантастике. Обращаясь к упомянутому выше определению Найта (термин «научная фантастика» «означает то, на что мы указываем, когда произносим его»), Ридер предлагает три варианта его прочтения: (1) «мы» - это участники одного с говорящим сообщества практики; (2) «мы» - это сово­купность всех сообществ практики, которые используют термин «научная фан­тастика» для всех объектов, на которые они коллективно указывают (это энцик­лопедичес­кое понимание жанра); (3) научная фантастика - это набор объектов, на который коллек­тивно указывают все участники одного сообщества практики (с. 203-204). Введение понятия сообщества практики позволяет Ридеру объяснить множественность существующих определений жанра: каждое сообщество практики, использу­ющее термин «научная фантастика», понимает его по-своему. Далее Ридер предлагает двоякую трактовку практик жанровой номинации: потребление и регулирование. С одной стороны, атрибуция имени тексту носит коммерческий харак­тер, так как позволяет «культурному продукту» найти своего потребителя, с другой - практика атрибуции позволяет тексту быть опознанным участниками сообщества практики (с. 205).

Рассуждения Ридера о функционировании жанрового имени представляются особенно значимыми для разговора о популярных жанрах. Выступая на конференции Американской ассоциации фантастоведов (Ливерпуль, июнь 2016 г.), Ридер рассказал, что работает сейчас над книгой, в которой жанр научной фантастики будет представлен как глобальная сеть сообществ практики, участники которых могут не принадлежать к одному территориальному, национальному, культурному или социальному контексту, но тем не менее составляют сообщество, объединенное общим пониманием жанра и общими тактиками чтения. Это исследование может стать глобальной историей жанра: Ридер делает упор на коммуникативный аспект литературного письма и видит в литературе длящийся диалог (культурный обмен) в глобальном транснациональном контексте.

Русский термин «фантастоведение» (иногда «фантастиковедение») охватывает широкий спектр проблем и тем, связанных с изучением природы фантастики в литературе. В англоязычном контексте этому термину соответствует понятие «studies of the fantastika», а «science fiction studies» применяется только к исследованиям научной фантастики. В этом обзоре термин «фантастоведение» используется в узком значении - как «science fiction studies».

Fennell J. Irish Science Fiction. Liverpool, 2014. Здесь же стоит назвать и выпуск «Science Fiction Studies» о «буме» британской фантастики 2000-х гг. (2003. Vol. 30. № 3); в нем речь идет прежде всего о творчестве писателей из Шотландии.

См. специальные выпуски журналов: Science Fiction Studies. 2007. Vol. 34. № 2; Extrapolation. 2016. Vol. 57. № 1-2. Составитель последнего - Дж. Ридер.

См.: Rieder J. On Defining SF, or Not: Genre, SF, and History // Science Fiction Studies. 2010. Vol. 37. № 2. P. 201.